Замечательные женщины
Шрифт:
Конечно же, мы пошли. Дора заказала сидр и хихикала с Роки, рассказывая ему истории из наших школьных дней, которые вгоняли меня в краску. Я в своем желании быть другой и не выглядеть старомодной занудой попросила пива, которое оказалось выдохшимся и горьким – с таким вкусом, какой, надо думать, бывает у воды после мытья посуды.
– Милдред грустит из-за своего священника, – сказал Роки. – Найдем-ка мы ей лучше антрополога.
– Никого я не хочу, – сказала я, заранее опасаясь, что это прозвучит ребячески, но не в силах ничего с собой поделать.
– Будь тут Иврард Боун, можно было бы уговорить его подержать вас за руку, – подтрунивая, продолжал он. – Как вам такое?
На мгновение мне почти захотелось, чтобы с нами был Иврард Боун. Он был спокойным и здравомыслящим
Священники не держат женщин за руку в общественном месте, если не имеют благородных намерений, сказала я себе, надеясь, что вдруг все-таки не права, ведь, как указала Дора, священники тоже люди и от них можно ожидать тех же слабостей, что и от обычных людей. Лежа ночью в постели, я все еще терзалась из-за этой дилеммы, спрашивая себя, следует ли мне что-нибудь предпринять. Но что? Мне вдруг вспомнились «Ответы нашим читателям» в «Церковных ведомостях»: многие ответы были настолько расплывчаты, что вполне могли относиться и к подобной проблеме. «Я видела, как наш пастор держит за руку в парке вдову… что мне делать?» Сформулированный таким образом, вопрос казался почти фривольным. Какого ответа я могла бы ожидать? «Немедленно обратитесь к своему епископу»? Или «На наш взгляд, это не ваше дело»?
Глава 12
К воскресенью все стало чуточку лучше. День был солнечный, и мы с Дорой отправились на освящение витража памяти мисс Риду – директрисы в нашу бытность в школе. В поезде мы читали школьный журнал, извлекая тайное удовольствие от того, что принижали тех выпускниц, которые многого добились, и злорадствовали над теми, кто не сумел оправдать возлагавшиеся на них надежды.
– «Эвелин Брэндон все еще преподает античную литературу в школе Святого Марка в Феликс-Стоуве», – с удовлетворение прочла вслух Дора. – А ведь она была такая талантливая. Столько премий завоевала в Джиртоне, все думали, что она далеко пойдет.
– Да, – согласилась я, – но опять же все мы далеко ушли, верно? Я хочу сказать, далеко от тех дней, когда считались талантливыми и тому подобное.
– Ну, думаю, мы с тобой не слишком изменились.
– Во всяком случае, у нас больше нет стрижек «под фокстрот» и сборок сзади на талии. Несколько удручает, правда, мысль о том, что мы помним ту моду. Быть молодой в те годы кажется так неромантично.
– Но, Милдред, нам тогда было всего двенадцать или тринадцать. Смотри, тут и про тебя есть… «Мисс Лэтбери все еще работает на полставки в Обществе попечения о престарелых дамах», – прочла она вслух. – Звучит не многим лучше, чем про Эвелин Брэндон.
– Да, конечно, именно этим я занимаюсь, – согласилась я, но почему-то фраза показалась совсем пустой, ведь она передавала лишь крошечную часть моей жизни. – Кое-кто пишет о себе подробнее, поэтому их жизнь представляется более насыщенной.
– Точно. А вот тут про Мейзи Уинтерботэм, помнишь ее? Рыжая в очках? Она вышла замуж за миссионера или вроде того. Миссис Эрроусмит (Уинтерботэм) сообщает из Калабара в Нигерии, что ее муж открывает новую миссию на реке Имо. «Мой третий ребенок (Джереми Пол) родился там, а потому, учитывая также, что Кристофер и Фиона недавно научились ходить, забот у меня хватает. По счастью, для них я нашла чудесную африканскую няню. Я столкнулась с мисс Коунс в Лагосе, но сразу же уехала сюда». – Дора захихикала. – От Коунс кто угодно сразу подальше уедет. Смотри, мы почти на месте!
Сердце у меня упало, когда я узнала привычный ландшафт. Я почти вообразила себя школьницей, приехавшей дождливым сентябрьским вечером на осенний семестр, и даже почувствовала антисептический запах недавно отдраенных раздевалок…
– Смотри, Элен Эгглтон и Мейвис Буш! – крикнула Дора, высовываясь в окно, пока поезд подходил
Казалось, этим поездом приехали большинство выпускниц, поскольку на платформу разом выплеснулась волна дам всех возрастов. У меня перед глазами словно бы ожили напечатанные в журнале заметки… «Миссис Буш подвизается на ниве Нравственного воспомоществования в Пимлико… Э.Б. Эгглтон – старшая преподавательница домоводства в школе Святой Моники в Эрн-Хилле…» И вдруг они во плоти – почти такие же, какими ты их помнишь. Тут были и женщины старше нас, которые, возможно, уже обзавелись внуками, и моложе, чьи модные пальто и костюмы говорили о том, что школу они покинули совсем недавно. Учительницы, что утешительно, остались прежние. Мисс Латфут, мисс Грегг, мисс Дейвис… Они как будто совсем не постарели, но были и одна-две новенькие, моложе нас, почти девочки.
Перед церемонией освящения в холле подали чай, и представилась возможность поболтать или, точнее, обменяться новостями, поскольку трудно было назвать беседой нечто, состоящее из фраз: «А что теперь поделывает такая-то? Ты все еще преподаешь? Представляешь, старушка Херст выходит замуж!»
После чая мы торжественно направились в часовню, чтобы перед службой осмотреть новый витраж. Часовня была построена в 1925 году в сравнительно холодном современном стиле: белые стены, неудобные легкие дубовые стулья и много серо-голубого цвета в убранстве и занавесях. Тут мы с Дорой в возрасте пятнадцати лет проходили конфирмацию, тут мы немного опасливо преклонили колени, ожидая чего-то, что в полной мере так и не свершилось. О школьных службах ничего вдохновляющего в моей памяти не сохранилось – только глупые смешки над некоторыми строчками из гимнов и псалмов, а после бдительность – чтобы упрекнуть за те же смешки девочек помладше. Наверное, мы с Дорой (в те годы мы обе считались толстушками) теперь без дрожи или призрачной полуулыбки могли бы стоять бок о бок и петь: «Хрупкие дети праха» [17] . Довольно печально, если подумать.
17
Из псалма Роберта Гранта.
Витраж, которой предстояло освятить, был работы современного художника и выполнен в общем духе часовни. На нем была изображена фигура святой с именем Олива Стерджес Риду, написанным готическим шрифтом, даты рождения и смерти и надпись на латыни. Мы стояли перед ним в благоговейном молчании, нарушаемом только редкими восхищенными замечаниями. Несколько минут спустя мы расселись в ожидании службы, провести которую предстояло школьному капеллану. В наши дни это был высокий представительный мужчина средних лет, канонник городского собора, и все мы были тайно или открыто в него влюблены. Тогда его прихода ждали с нетерпением, но сейчас – возможно, к лучшему – дела обстояли иначе, поскольку капелланом оказался суетливый человечек, лысый и в пенсне. Он отслужил неспешно и подобающе и произнес короткую речь, превознося добродетели мисс Риду – Стердж, как мы называли ее по второму имени. Внезапно я была тронута, и у меня защипало глаза. Стердж была хорошей женщиной и очень хорошо ко мне относилась, а еще у нее было острое чувство абсурдного, которого я не умела оценить, пока не повзрослела. Я вообразила себе, как она теперь улыбается нам с какой-то разновидности небес – возможно, чуточку сардонически.
На обратном пути мы с Дорой, обе в элегическом настроении, ударились в воспоминания. Мы больше не принижали своих успешных сверстниц и не злорадствовали над неуспешными. В конце концов, сами-то мы каковы? Ни одна не сделала звездной карьеры, и самое главное, ни одна не вышла замуж. В том-то, по сути, все дело. На встречах выпускниц первым делом ищут кольцо на левой руке. Часто, да что там, почти всегда это ничем не примечательное кольцо, иногда всего лишь простой золотой ободок или с очень маленьким тусклым брильянтиком. Вероятно, и муж того же пошиба, но поскольку на встречи мужей с собой не берут, их можно только воображать, и почему-то мне думается, что чужие мужья, которых мы себе представляли, были еще более неинтересными, чем нам казалось.