Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи
Шрифт:
Из этого проистекает утверждение, которое многие станут оспаривать с пеной у рта, утверждение, которое покажется реакционным и вовсе здесь неуместным. Я надеюсь, ради блага нового поколения, что женщины будут участвовать в его воспитании менее активно, чем в воспитании предыдущего. Отцы наши были слишком заняты, чтобы как следует в нас всматриваться, пока мы не вырастем, а в результате возникла ситуация, которую очень верно описал Бут Таркингтон: «Все американские дети принадлежат к материнским семьям». Когда несколько дней назад я заявил в присутствии нескольких членов Лиги Люси Стоун [82] , что большинство американских мальчишек осваивают науку лжи у колена своей учительницы, все ошарашенно умолкли. Тем не менее я убежден, что это именно так. Плохо, когда мальчиков растят исключительно женщины, – а в Америке это именно так. В самом складе мужского ума присутствует нечто, что заставляет лицемерить в присутствии женщины и вертеть ею – чего мальчик никогда не позволит себе с мужчиной.
82
…Лиги
– Если одноклассники будут тебя задирать, говори мне, – советует мать сыну.
– Если одноклассники будут тебя задирать, тебе придется мне объяснить, почему тебя задирают, – говорит отец.
В идеале в домашней жизни мальчика должны присутствовать обе этих точки зрения, однако детям моего поколения доставалась только первая – и мы выросли хлюпиками; и по сей день оставались бы хлюпиками, презренными хлюпиками, не исправь нас два года военной дисциплины.
Так что, если молодых людей, которых я вижу каждый день, можно назвать типичными представителями своего поколения, поколение это отнюдь не свернуло своих знамен, не изменило своих взглядов и не вознамерилось воспитывать детей «в добрых старых традициях». «Добрые старые традиции» для нас – отнюдь не добрые. Само собой разумеется, что мы готовы использовать все достижения науки для сохранения здоровья наших детей; но мы готовы пойти и дальше – мы хотим дать им возможность свободного старта, мы не станем нагружать их своими идеями и своим опытом, не станем требовать, чтобы они жили по нашему разумению. Нам время от времени случалось обжигаться, однако – кто знает? – возможно, огонь не будет обжигать наших детей, но если мы скажем им не подходить к нему близко, может, они так никогда и не согреются. Мы даже не станем внушать им свой цинизм, как наши отцы внушали нам свою сентиментальность. Единственное, что мы, возможно, зароним в них, – это толику сомнения; мы попросим, чтобы они оттачивали это сомнение на наших идеях, равно как и на всех преходящих вещах этого мира. И вот они уже вышли на широкий простор, чаруя нас странными обещаниями в глазах, открытых миру, своей свежестью и красотой и своим здоровым, беззвучным сном. Мы не будем просить у них многого – любви, но без всякого принуждения, толику вежливости, вот и все. Они свободны, они уже и сейчас – маленькие люди, зачем становиться перед ними и заслонять им свет? В какой-то момент они вступят с нами в бой, как и всякое поколение вступает в бой с предыдущим, с тем, что копошится там в грязи со всеми этими полуистлевшими представлениями, которые оно именует своими идеалами. И если сын мой вырастет человеком лучше, чем я, он когда-нибудь подойдет ко мне и скажет не «Папа, ты говорил мне правду о жизни», но: «Папа, ты говорил мне полную чушь».
И когда настанет этот день – а он обязательно настанет, – да хватит мне совести и благоразумия ответить: «Удачи тебе – и прощай, ибо когда-то этот твой мир принадлежал мне, но больше не принадлежит. Ступай своей дорогой на упорную битву, а меня оставь в покое в окружении всей этой милой чуши, которую я так любил, ибо стар я и труд мой завершен».
Что сталось с нашими фифами и шейхами? [83]
Несколько лет назад специалистов по молодому поколению у нас было хоть отбавляй – вот, например, та дама, что написала «Танцы с чернокожими» (должен сказать, у себя в городке я этого никогда не видел), или еще мадам Глин, которая утверждала, что раньше барышни перед танцами всегда норовили стянуть себе корсет. Это из-за нее я в те времена, приходя на танцы, всякий раз интересовался у барышень, свой у них корсет или позаимствованный, но так ни разу и не услышал ответа, ничего безнравственного, хотя, прежде чем задать вопрос, зажмуривал глаза, чтобы они не смущались.
83
Эссе «What Became of Our Flappers and Sheiks» опубликовано в журнале «McCall’s» в октябре 1925 г.
А потом на сцену вышло новое молодое поколение, поголовно в брюках-клеш. Возбуждение достигло лихорадочного накала. Газеты в моем городке опасались, что эти клеши возьмут штурмом ратушу, поднимут пару брючин на флагшток и прикончат всех настоящих мужчин.
Лично мне брюки колокольчиком не по душе – я против украшения штанов музыкальными инструментами, – но, если кому нравится, я не возражаю.
Если вы нацелились почитать про людей подобного толка, можете смело отложить эти заметки в сторону. Здесь речь пойдет о молодом человеке, к которому когда-то привязалось пренеприятнейшее прозвание «мужчины-эмансипе» – прозвание, которое звучит так же гнетуще, как «женщина-борец», а среди молодых людей популярно примерно так же, как «солдаты свободы» среди рядовых американской армии.
Американская глубинка переменилась. Пустыри, где раньше футбольные команды богатеньких сынков выступали против футбольных команд, набранных из «уличных громил», застроили многоэтажными домами. Четырнадцатилетний богатенький сынок больше не мечтает накачать здоровущие мышцы и уподобиться Теду Кою из Йеля [84] – он мечтает обзавестись спортивным автомобилем и уподобиться Бену Лайону или даже Майклу Арлену [85] . Бульварное чтиво про смельчаков, про Ника Картера [86] и освоение Дикого Запада, вымерло. Юноша послевоенного разлива вступает в мир побежденных; в нем нет дальних форпостов цивилизации, способных бередить воображение. У юноши складывается впечатление, что
84
…уподобиться Теду Кою из Йеля… – См. примечание выше. (Примечания А. Б. Гузмана).
85
…уподобиться Бену Лайону или даже Майклу Арлену. – Бен Лайон (1901–1979) – американский актер, прославившийся после фильма «Пылкая юность» (1923), экранизации одноименного романа Уорнера Фабиана (см. примечания ниже), а также исполнивший одну из главных ролей в «Ангелах ада» (1930) Говарда Хьюза. Майкл Арлен (Тигран Куюмджян, 1895–1956) – английский писатель армянского происхождения, друг Олдоса Хаксли и Д. Г. Лоуренса, автор знаменитого романа «Зеленая шляпа» (1924) (см. иже), экранизированного 4 года спустя с Гретой Гарбо и Джоном Гильбертом в главных ролях. (Примечания А. Б. Гузмана).
86
Ник Картер – детектив, герой дешевых «романов с продолжением», выходивших с 1886 г. и до 1950-х гг.; с 1908 г. серию фильмов о его приключениях («Ник Картер, король сыщиков») снимал французский режиссер Викторен Жассе. (Примечания А. Б. Гузмана).
87
Вместо книг Хенти он читает иллюстрированные киножурналы. – Джордж Альфред Хенти (1832–1902) – английский военный корреспондент и автор множества популярных историко-приключенческих книг для юношества. (Примечания А. Б. Гузмана).
Если к пятнадцати годам он еще не обзавелся собственной машиной, то кто-то из его друзей уж наверняка обзавелся – кто-то из друзей постарше или у кого родители слишком беспечны или слишком недавно разбогатели и еще не понимают, что такое машина. На машине можно уехать в центр, на другой конец города, с глаз долой – и все это за четверть часа. Словом, юный Томми обзавелся машиной, тут-то и начинается веселье. Ну что плохого в том, что Томми пригласил Марджори в кино? Между прочим, мама Марджори и мама Томми дружат чуть не с колыбели. Да и вообще, так оно принято – другие детишки поступают точно так же. Словом, Томми и Марджори, со всеобщего согласия, пускаются в вольное странствие по летней ночи.
Скорее всего, у Томми и Марджори и до поцелуя-то не дойдет. Он рассказывает ей, как однажды «подцепил одну цыпку» и покатал ее на машине, его несказанная дерзость производит на Марджори сильнейшее впечатление. Иногда между ними возникает легкое возбуждение, слабый трепет. Обычно – не всегда, но обычно – этим дело и заканчивается.
Томми исполняется шестнадцать. Теперь по вечерам его дома не застать – то он в кино, то на танцах, то на посиделках на крылечке у какой-нибудь барышни. У родителей складывается впечатление, что в его жизни постоянно что-то происходит, что-то совершенно безобидное, точно то же, что происходит и с другими мальчиками. Родителей Томми волнует другое – то, чего с ним не происходит. В детстве он был умненьким мальчиком, теперь же, поскольку заниматься ему по вечерам некогда, отметки в местной частной школе он неизменно получает посредственные. Разумеется, выход из этого положения есть – отправить его в школу-интернат. На лицах родителей расцветает улыбка облегчения. Школа-интернат – это то, что нужно. Переложить ответственность на чужие плечи – что уж может быть проще. Но тут выясняется, что большинство школ-интернатов, те, что построже и поразборчивее, взяли докучную привычку забирать к себе мальчиков младше пятнадцати, а от тех, что постарше, воротить нос. В итоге Томми отправляют в задрипанный, зато не слишком привередливый интернат где-нибудь в штате Нью-Йорк или Нью-Джерси.
Проходит год. Популярный ученик Томми сдает школьные выпускные экзамены. Экзамены – просто какой-то фарс, и, поскольку подготовка к ним так и не сумела вызвать у Томми ни проблеска интереса, выдержать ему удается, скажем, один из пяти. Он рад, что вернулся домой на лето. Машина снова в его распоряжении, и вместе со сверстниками он начинает мотаться по всевозможным местным клубам. Его страшно забавляет невыносимо приятный контраст со всеми ребяческими строгостями, царящими в интернате. И когда настает осень, он убеждает отца отправить его в одно из забавных заведений, которые пооткрывались по всему восточному побережью: в подготовительную школу.
Как известно, в подготовительной школе отсутствуют и строгая дисциплина школы-интерната, и сдерживающая сила, каковая заключается в давлении общественного мнения большого университета. Теоретически, самый тот факт, что никакой футбольной команды тут нет, способствует тому, чтобы молодой человек сосредоточился на зубрежке. В итоге у молодого человека появляется время заняться тем, что ему нравится. Учителя здесь умнее, чем в маленькой школе-интернате, да и платят им лучше. Как выясняется, они умны до такой степени и объясняют все настолько доходчиво, что Томми окончательно излечивается от способности доходить хоть до чего-либо своим умом. Примечательно, что, хотя ученикам подготовительных школ, как правило, удается поступить в университет, немногие из них удерживаются там после первой зимней сессии.
Тем временем отсутствие спортивных занятий в школьной программе заставляет Томми тратить жизненные силы в других направлениях. Он курит без перебоя и экспериментирует с алкоголем. Некоторым его соученикам уже двадцать – двадцать один год. Они туповаты и обделены воображением – в противном случае они давно бы уже сдали вступительные экзамены, – поэтому за вдохновением и развлечениями они устремляются в Нью-Йорк. Вслед за ними устремляется и Томми. У многих его товарищей есть свои автомобили – их родители сумели сообразить, что в противном случае их замучает скука.