Замирая от счастья
Шрифт:
– Да? – расстроилась Ната. – А я вообще ничего такого не знаю. Думала, я буду первооткрывателем этой темы.
– Этой темы? – Реклама закончилась, и муж опять стал смотреть в экран. – С чего тебя вообще потянуло на это старье?
– Старье? Ты не поверишь. Смотри, – Ната встала со своего места из-за стола, раскрыла дверцы кухонного шкафа и достала какую-то вазочку. Сунула под нос Димке. Повторила:
– Смотри!
– Что это? – Из телевизора доносилась стрельба, и он никак не мог оторваться.
Ната убрала вазочку от его лица, подняла ее повыше к свету.
– Не знаю точно. Не то конфетница, не то для варенья.
Стрельба прекратилась, и Димка, не отрываясь от телевизора, полез в Интернет в своем телефоне. Машинально поморщился.
– И что?
Ната любовалась вазочкой, вертела ее в руках.
– Ты думаешь, это современная вещь? Да?
– Какая разница. Обычная дешевка…
– Я тоже сначала так думала, а потом увидела что нет.
Димка промолчал. На экране начался захватывающий эпизод взятия заложников.
– Господи, ну можешь ты хоть на минутку обратить на меня внимание? – не выдержала Ната.
– Да, ладно тебе… – Дмитрий все-таки повернулся в ее сторону. – Ты еще скажи спасибо, что я в компьютерные игры, как наш сын, не играю. И в Интернете сутками не сижу. Кстати, Темка где?
Ната взглянула на часы.
– Вообще-то должен уже прийти… Может, на тренировке задержался или девушку какую-нибудь поехал провожать? – Она выглянула в окно. – Или возле дома круги наматывает – место для парковки ищет.
Муж посмотрел на Нату.
– Слушай… Забыл сказать. У меня колесо спустило. Завтра с утра придется в шиномонтаж ехать.
Ната поставила вазочку на стол.
– Ой, вечно… Не понос, так золотуха…
На экране очередная красавица-следователь очаровательно улыбнулась очередному оперативнику и отказалась лечь с ним в постель под предлогом срочного выезда на очередное убийство. Поплыли титры. Дмитрий щелкнул пультом, выключил телевизор. Налил себе еще чаю. Зевнул.
– Ну, так что это за вазочка?
Ната обрадовалась. Опять взяла в руки интересовавшую ее штучку, повертела под лампой.
– Вот, смотри! Ты думаешь, это на ней рисунок такой?
– Ну-ка, дай сюда!
По запорошенному снегом стеклянному полю узорчатой пеленой просвечивали завитушки – будто кто-то по льду катался на коньках.
– Хм! А если всмотреться – неплохая штуковина. Где ты ее взяла? В «Ашане»?
– Ну, скажешь тоже! – В голосе Наты слышались победные нотки. – На антресолях. В маминой коробке. Там еще от бабушки лежит всякая всячина. Но скажи… – Ната аккуратно перехватила вазочку у Димки из рук. – Симпатичная ведь штуковина! И никогда не подумаешь, что ей уже больше ста лет! Действительно, будто только из магазина. Мне кажется, я что-то похожее в «Английском фарфоре» видела. И ведь правда – рисунок изысканный. Будто лазером нанесен!
– А с чего ты полезла на антресоли? Я думал, у нас там все паутиной уже затянуто, как в «Острове сокровищ». – Димка засмеялся.
– Сам ты паутина! – Ната рассердилась. – Хватит ржать! Я на свою коробку для косметики кофе случайно пролила. Вот и стала искать, чем бы заменить. А будешь издеваться, я нарочно новую куплю – самую дорогую!
– Ладно, чего ты злишься… – Муж налил себе еще чаю. – И почему ты думаешь, что этой вазочке сто лет?
– Ага! – снова воодушевилась Ната. – Вот ты тоже не увидел! И я не сразу заметила. А ты представляешь, эта вазочка в газету была завернута. «Уральский рабочий» от 8 декабря 1977 года. Мне тогда было… Два года всего!
– А бабушка твоя умерла в каком году? – посмотрел на Нату Димка.
– Ой правда, как же я не подумала… В семьдесят седьмом… В октябре… Не помню точно уже какого числа.
– Вполне логично, что через сорок дней вещи эти и были запакованы. Наверное, их перевезли к твоей матери на квартиру. А потом уже и к тебе.
Ната подумала.
– Ну, да, я помню, когда мы с мамой разменялись, она просто передала мне эту коробку. Сказала, возьми что хочешь, а что не надо – выброси. А я, наверное, и смотреть не стала! Все было некогда. Но самое интересное, прочитай, что написано на этой вазочке на дне!
– А разве там что-то написано?
– В том-то и дело! Гравировка такая тонкая, что еле заметна на фоне рисунка. Вот ты читай!
– Я без очков не вижу.
– Давай сюда.
Ната прищурилась и стала медленно разбирать, всматриваясь в еле заметные буквы. «В день рождения дорогой Паулине Рихарт от подруги Аси. Никогда тебя не забуду! Десятое сентября 1911 года». Представляешь? Это еще до Первой мировой! Конец Серебряного века. Я теперь даже не смогу в эту штуку косметику класть.
– Ну вообще-то художественной ценности в ней немного.
– Тут дело уже не в ценности. Просто во времени. И самое главное – я никогда не знала никого, кого бы звали Паулина Рихарт. И о подруге Асе, кстати, тоже никогда не слышала.
– Так матери позвони.
– А я уже позвонила. Так вот, мама сказала, что якобы у моего прадеда, академика, когда он работал на Урале, был сотрудник, по фамилии Нестеров. Его жена была чистокровная немка. И они скрывались, чтобы ее не разоблачили во время репрессий. И вот эту жену-немку звали, кажется, Паулина Генриховна. И что мой прадед вместе с этим Нестеровым спасали в войну картофельный фонд.
Дмитрий пожал плечами.
– Ну, так весьма логично, что жена этого Нестерова вполне могла подарить какую-нибудь безделушку жене твоего прадеда – академика. Например, эту вазочку. Что же тут такого?
Ната помолчала немного и вдруг выпалила:
– Да я не про вазочку… У меня сложился про все это рассказ!
– Про что, про это?
– Ну про войну… Про то время… Про Нестерова и его жену… Про картофельный фонд.
– Ерунда, – зевнул Димка. – Ты что, его уже написала?