Замкнутое пространство (сборник)
Шрифт:
Этого, судя по реакции, не требовалось. В толпе иронически крякнули.
— Ничего, сейчас ты все обдумаешь еще разик, — сказал бывалого вида папаша. Неизвестно, чей. — Послушаем тебя после… говорун.
— Большое вам спасибо за разъяснения, — вмешалась начальница и ухватила Букера за локоть. — Я думаю, никто не будет возражать, если вы пройдете первым? Мы, к сожалению, не подумали о ленточках и ножницах…
— Да уж не будем, — послышался все тот же ехидный голос, перекрывая извинения.
— Постараюсь оправдать ваше доверие, — Большой Букер пошевелил рукой, ощутив неожиданную потребность проверить хватку, и убедился,
— Не сомневаюсь, — Фартух потянула его в клуб и, когда он уже входил, успела шепнуть ему на ухо: — Не слушайте дураков!
— Болтают почем зря, — проворчал Букер, полностью подпавший по ее власть.
Начальница подтолкнула его в спину, обернулась:
— По очереди, цепочкой, без давки, заходим.
Букер споткнулся о какое-то ведро. Вокруг было темно, он находился в маленьком коридорчике.
— Шагайте, — сказала из-за спины начальница. — на свет идите. Как окажетесь за сценой, стойте на месте и ничего не трогайте.
Он повиновался и вскоре стоял на задворках эстрады, отделенный от смутного гула фанерным задником. Увидел дырочку, заглянул. Зал, как и предупреждала начальница лагеря, был разбит на множество кабинок. Миша, тревожной наружности молодой человек с перебинтованной рукой, рассаживал скаутов под колпаками. «Он же в парике, — догадался Букер, искавший причину саднящего чувства. — Должно быть, облученный. Или скальпировали где-нибудь в горах…» Забывшись, Большой Букер нечаянно уперся лбом, и задник качнулся.
— Вам же велели стоять спокойно! — просвистело над ухом.
Он виновато отпрыгнул. Фартух указала на столик, покрытый скатертью вишневого бархата. Это было какое-то знамя, но — перевернутое; старинный золоченый девиз, вышитый толстыми нитками, с изнанки читался абракадаброй. Ветхий завет, как он есть. На скатерти высилась стопка дисков, напоминающих компактные, но меньшего размера.
— Ищите свои воспоминания. Чужие не трожьте!
— Ага, — Большой Букер бросился к стопке. Он сам не заметил, как превратился в маленького мальчика, а работа с маленькими мальчиками как раз и входила в служебные обязанности начальницы. — Вот, пожалуйста!
Футляры были сложены в алфавитном порядке, Букер и здесь шел первым. Но отчего? Был же кто-то на «А». Малый Букер говорил про какого-то Аргумента, и Большой не сразу сообразил, что речь шла о прозвище; ему почему-то очень сильно, впервые в жизни, захотелось, чтобы кто-то был на «А». Хотя алфавитное первенство не влияло на очередность участия, так как никакая очередность не предусматривалась.
Большой Букер снял диск, шагнул в сторону, и к стопке тут же потянулись отцовские руки: руки холеные, с коротко остриженными ногтями; слесарные лапы, женственные кисти, дрожащие и мокрые пятерни, одна из которых оказалась лишенной трех пальцев; когтистые грабли, плебейские клешни, и даже влез некий щупик: Букер поморгал и протер глаза — показалось, рукава мельтешили — манжеты и запонки, драные свитера, ковбойские рубашки, два пиджака; встречались и синие татуировки: «Север», «Грааль» и «Термез»; было много часов — электронных, командирских, дамских и вроде бы японские вечные, с атомным элементом, отстающие на секунду за миллиард лет и одиннадцать месяцев.
— В шеренгу, в шеренгу, — шептала начальница «Бригантины».
— В шеренгу, — повторяли по ту сторону задника.
Когда все замерло, оказалось, что отцы встали по росту, хотя их никто об этом не просил. Просвещенный Букер оцепенело созерцал задник и сравнивал его с барьером, разделяющим полюса бессознательного и доступного, прошлого и нынешнего, родительского и потомственного. Исчезновение перегородки вело к соединению полюсов, которые превращались в две половинки ядерного заряда. Прошлое, с которого вот-вот сорвут покров, заслонило небо, и нынешнее время, представленное «кукушкой», пикником и концертом, по капле стекло в геометрическую точку.
Покуда он мудрил и сопоставлял, в зале успел отзвучать музыкальный номер один. Большой Букер очнулся и не смог припомнить, что это была за музыка.
Лицо начальницы было серым от ярости.
«Сорвалось, — догадался Букер. — Музыку пустили не ко времени».
— Приготовились, — начальница, напрасно стараясь не показывать бешенства, вскинула руку с красным флажком. — Эй, там, папочка! Закройте футляр! Не трогайте диск потными пальцами!
Букер приготовился услышать «Прощание славянки». И угадал, не ошибся, все правильно: безутешная, но бодрая славянка, напоминавшая громкостью звука великаншу из древнегерманского эпоса, распахнула символические объятия и заключила в них гремевший клуб, который доживал последний час в своем прежнем культмассовом качестве. То новое, чем ему предстояло стать, не имело названия; сюда не годились ни храм, ни алтарь, ни капище, ни какое-либо светское определение.
— М-марш, — флажок опустился.
Вопреки ожиданиям, задник не поднялся, и родителям пришлось его обходить; смущенная процессия, срезая правый предел скрипучей эстрады, стала спускаться в зал. Скаутов, скрытых ширмами, не было видно, но судя по всему, они там стояли и громко хлопали шествию. Миша стоял в проходе и хлопать не мог, поэтому он ловко дирижировал здоровой рукой.
Его управление не возымело успеха, возникла сутолока. Администрация не позаботилась о широком обзоре, и родителям попросту не было видно, где чей сын. Начались переходы от кабинки к кабинке; ширмы сдвигались, пошли посторонние разговоры. Мероприятие оказалось скомканным с самого начала.
Взвыл микрофон.
— Уважаемые гости, передайте мальчикам диски, — разнесся приказ. — Не надо никаких… не надо никаких церемоний! — процедила Фартух, потому что в зале творилась совершенная комедия. Несколько взволнованных пап, ничего не соображая, стояли, как им было велено, на коленях перед детьми и протягивали им футляры; прочие продолжали бродить и заглядывали под колпаки, так как некоторые скауты, что было вполне естественно, не выдержали и полезли смотреть, как там все устроено внутри, и не было видно лиц.
Вокруг начальницы подрагивал воздух. Она наблюдала за происходящим с эстрады и молча дожидалась стихийной упорядоченности. Музыка остановилась.
— Музыку, — потребовал Миша напряженным голосом, глядя куда-то вверх.
Динамики зашипели; славянские объятия раскрылись вторично. Невидимый прощальный платок, расшитый петухами и самоварами, мерно взлетал, как будто стелили простыни.
Малый Букер вертел в руках диск, тогда как отец глупо переминался перед ним с ноги на ногу. Кресло оказалось слишком высоким, и Малый Букер болтал сандалиями. Шлем нависал над ним, похожий на перевернутый миксер; Букер уже успел посмотреть, что там такое, не нашел ничего интересного и теперь старательно изображал беззаботное настроение.