Замкнутые на себя
Шрифт:
— А где Блуждающий Неф? — спросила Маргина.
— Его голос был решающим, — сообщил Доом. Маргина удивлённо на него посмотрела и укоризненно сказала Мо:
— А ты его ещё защищал.
Пришедший Блуждающий Неф подтвердил своё голосование и сразу упал в глазах присутствующих. Те, кто совсем недавно не желали союза Русика и Лоори, стали ярыми его приверженцами, а Вета заявила, что сразу полюбила Лоори, как дочь.
Король Ладэоэрд хотел распространить свои полномочия и на планету Гренааль, но ему мягко и дипломатично намекнули, что среди присутствующих желающих править
— Я с ними поговорю, — сказал Блуждающий Неф и вышел за ними.
— Интересно, что ты им можешь сказать, — расстроенно кинула ему вслед Маргина. Они успели десять раз всё обсудить, а Русика и Лоори всё не было. Маргина начала беспокоиться, как тут показался Блуждающий Неф.
— А где Русик? — обеспокоенно спросила Вета.
— Он захотел отправиться домой, и мы с Лоори проводили его до станции репликации, — ответил Блуждающий Неф.
— А где Лоори? — спросил Доом.
— Сейчас придёт, — сказал Блуждающий Неф и добавил: — А я улетаю в пустыню Дууни ловить плазмоидных драхов.
С этими словами он вывалился в окно и исчез.
— Чтобы они тебя съели, — по-доброму напутствовала его Маргина.
— Как же ловко он выпрыгивает в окна, — восхитился король Ладэоэрд, но Манриона саданула его локтём, и он потух.
Через некоторое время вернулась Лоори и сказала: — Всем до свидания. Извините, если что не так.
Она обернулась и ушла. Вета тут же заторопилась домой и все, печальные, высыпали гурьбой на улицу. Доом, пряча глаза, усаживал всех в клетки, привязанные на спины лаактонов. Несколько лааков сопровождали делегацию, пристроившись по бокам. Пока долетели до станции, было уже темно. Мо, не набирая, передал в репликатор станцию назначения, и кольцо заструилось спиралями плазмы. Никто даже рукой не махнул на прощанье.
* * *
Харом почти физически ощущал движение того, что вырвалось из сосуда. Он не хотел называть его, потому что имя — суть вибраций, могущих воссоздать то, что кануло в небытие. Харом называл его «G», звуком пока ничего не значащим, только затем, чтобы отличать его сиюминутную суть.
«Джи» двигался не один, а распределил себя во все встреченные, опустошённые им, тела, чтобы легче было ускользнуть. Направление его движения не вызывало сомнения — он устремился на станцию репликации, чтобы покинуть планету и скрыться в космосе.
Харому, так не любившему подниматься на поверхность, пришлось подставить себя под лучи весеннего солнца и перепрыгнуть с острова на берег озера, по которому он отправился к подножию гор.
На беду Анаписа и Альмавер, тропинка, по которой шагал Харом, проходила мимо покинутой хижины, занятой ими. Харом не фиксировал свой образ и со стороны казалось, что идёт какая-то бесформенная куча, покрытая туманом. Альмавер, увидевшая такое страшило, схватила в руки плазменную ловушку, лихорадочно думая, что сделать с этой штукой, чтобы она убрала другую, ужаснее. Заметив кнопочку, она открыла крышку, её прикрывающую.
— Не нажимай! — крикнул Анапис, но было поздно: из ловушки выпрыгнул плазменный драх и вцепился в подобие левой руки Харома. Тот совсем не обратил на него внимание, шагая дальше. Проходя мимо застывшей Альмавер и Анаписа, он бросил им на ходу:
— Не оставайтесь здесь, если хотите жить.
Когда он поднялся к станции репликации, был уже поздний вечер и звёзды на небе были совсем не различимы. Харом свободной правой рукой открыл крышку на кольце репликатора и вытянул оттуда какой-то блок. «Теперь не уйдёт», — сказал сам себе Харом, а плазменный драх, сосущий его левую руку, удовлетворительно чмокнул.
* * *
Ерхадина тянуло из темноты к свету на зов так знакомого голоса, который шептал ему: «Иди ко мне, ты мой», — и ему становилось тепло, удобно и беспечно. Сзади, из темноты, ещё тянулся ужасной шлейф, пронизывающий его морозом, сковывающий тело, пытающийся вернуть его назад, но голос вёл: «Иди ко мне», — не давая ему сгинуть.
Он едва раскрыл глаза и увидел её, Манароис, с вечно растрёпанными черными волосами, с сумасшедшинкой в глазах, всё так же любящую и верящую в него.
— А где? — поднял голову Ерхадин, и Манароис его успокоила: — Змей во дворе.
Тут же створка окна открылась и, дохнув холодом, в нем появилась голова Горелого:
— Привет, хозяин, очухался? — весело спросил он.
— А где остальные? — обрадовался Ерхадин, вспоминая прошедшее. Голова Горелого странно исчезла, возле окна послышалась возня и писк: «Даму нужно пропустить вперёд», — после чего показалась взъерошенная Горелла:
— Нашему рыцарю привет, — сделала она глазки Ерхадину.
— Здравствуй, Горелла, — обрадовался он. — Все целы?
— Все! Спасибо Горелому, вытянул всех, — поделилась Горелла.
— Как мы сюда попали? — спросил Ерхадин.
— Ты не помнишь? — удивилась Горелла. — Когда тебя скрутило, ты на мгновение пришёл в себя и бросил вперёд светящийся огонёк, который привёл нас сюда.
Ерхадин не помнил, но это его не смущало — ему было так уютно, что он нырнул под одеяло, бросив на прощанье, как будто оправдываясь:
— Я отдохну ещё немного.
— Отдышись, хозяин, — одобрила Горелла, — а мы на охоту слетаем.
Заползшая под одеяло холодная Манароис прошептала ему на ухо: «Я тебя хочу», — и прижалась к нему всем телом. «Может быть в этом счастье?» — мелькнула у него мысль и погасла в сладкой неге, не требующей ответа.
* * *
Нырнув после купания в белоснежную кровать, Элайни проспала до следующего утра, пропустив и обед, и ужин. Возможно, события последнего времени держали её, как сжатую пружину и минута расслабления и сон благотворно сказались на её самочувствии. Проснувшись голодной, она увидела входящего Сергея с подносом в руках, на котором дымилась тарелка с горкой мяса, стеклянный стакан с молоком и, о чудо, маленькая румяная булочка.