Замкнутый круг
Шрифт:
– Но я не сбежала. – Келси почувствовала, как у нее защипало глаза, но давать волю слезам она не собиралась. Во всяком случае, не сейчас. – Вы хотите сказать, что за всем этим стояла Милисент? Что это она организовала убийство Горди? Боже!.. Получается, что это из-за нее погиб Мик!
– Даже такая женщина, как Милисент, не может удовлетворительно манипулировать человеком, который не имеет никаких представлений об этике и морали. Ее наемник практически моментально вышел из-под контроля и стал действовать самостоятельно. После убийства конюха Милисент была вне себя от ярости. Она прочитала мне такую нотацию, словно я лично всадил в беднягу нож… – Руни покачал головой, припоминая. – Добраться до лошади – вот чего она хотела. А через это – через повторение старого преступления – она хотела преподать своей внучке наглядный урок.
– Все из-за меня, – прошептала Келси, и ее рука, накрытая ладонью Гейба, безвольно обмякла. – Если бы не я, ничего бы не было…
– Вы – последняя в роду Байденов, – без обиняков заявил Руни. – Милисент была буквально повернута на этом. Наоми она ненавидит с такой неистовой страстью, над которой даже годы не властны. В своем стремлении снова, погубить ее, как она уже погубила ее однажды, в своем желании снова подчинить себе вас, Келси, Милисент ни перед чем не останавливалась. Это она одолжила Канингему достаточно денег, чтобы он смог приобрести эту кобылу, Большую Шебу. Этого было достаточно, чтобы подчинить его себе и заставить работать вместе с тем человеком, которого она наняла раньше. Не скажу, чтобы ей это очень нравилось, – добавил Руни и тут же пояснил:
– Я имею в виду – иметь дело с этим типом, пусть даже на расстоянии, но, видно, она считала, что цель оправдывает средства.
– Я не узнаю ее, – медленно сказала Келси. – Не узнаю женщину, о которой вы говорите. Как она могла разрушить, искалечить столько судеб, жизней?
– Она считала, что управляет ими, контролирует ход событий, – ответил детектив. – Милисент никогда не смотрела на это иначе. И мной она тоже руководила, направляя мои шаги.
Он потер рукой переносицу.
– Тогда, в первый раз, я был молод, впечатлителен, полон энтузиазма. Но теперь я оказался в ловушке. Черт побери, ведь это была просто работа, моя работа! И только последний мой сегодняшний посетитель изменил мой взгляд на ситуацию.
Он замолчал, пристально вглядываясь в лицо Гейба.
– Может быть, я просто старею, – сказал он наконец. – Господь свидетель, я здорово устал за это время. В общем, когда этот человек возник в моем кабинете и предложил заключить новую сделку, я решил отойти от дел. И мне нравится думать, что я выбрал довольно удачный момент, чтобы облегчить душу.
Увидев, что ни Гейб, ни Келси не обратили внимания на его последнее заявление, Руни прищурился, и его взгляд снова стал жестким.
– Хотите узнать, как сын Бенни Моралеса прикончил жеребца Чедвиков? Как еще кое-кто едва не изуродовал вашу лошадь, Гейб? Взгляните повнимательнее на своих людей и на собственного отца… Вот-вот, именно на него, – добавил детектив, невесело улыбаясь. – Рик Слейтер сумел выпытать у Бредли немало секретов. И он был более чем счастлив повторить вновь уже знакомую ему процедуру, когда Милисент Байден призвала его под свои знамена, да еще пообещала хорошо заплатить. Месть и право решать за других, месть и деньги, ее мотивы, и его… Настоящая гремучая смесь, не правда ли, мистер Слейтер и мисс Байден?
Глава 13
– Останови, пожалуйста.
До «Рискованного дела» оставалось всего полмили, но Гейб послушно притормозил и вырулил на обочину.
– Тебя опять тошнит?
– Нет. – Келси действительно было тошно, но это не было физическое состояние. – Мне просто необходимо немного пройтись. Можем мы немного погулять?
Не дожидаясь ответа, она вылезла из машины. Прекрасная ночь, подумала она. Идеальная июльская ночь с сапфирово-синим куполом неба, с россыпью крупных звезд и безмятежной луной в зените. Ни единого облачка, способного омрачить эту величественную картину, она не видела. Теплый воздух благоухал медовым ароматом жимолости, которая оплетала металлическое ограждение шоссе. Дальше бугрились холмы, поросшие клевером и высокой, набравшей силу и сок травой. В траве стрекотали цикады. Мягкая земля обочины слегка подавалась при каждом ее шаге.
– Слишком много всего, – пробормотала она. – Слишком много такого, о чем просто не хочется думать. Как мне рассказать ей, Гейб?
Она обернулась, протянула к нему руки, как никогда остро нуждаясь в утешении.
– Как мне рассказать матери, что все это было спланировано? Что все ее беды были лишь частью плана, призванного разлучить ее со мной?
– Во-первых… – Гейб протянул руку и взял ее за локоть. – Во-первых, перестань обвинять себя.
– Я и не обвиняю. – Келси остановилась и, опершись на ограждение, окинула взглядом далекие темные холмы. – Меня бесит, что из меня сделали пешку. Милисент – она даже не думала обо мне как о ребенке. Теперь я ясно вижу это – ни как о ребенке, ни как о личности. Последняя, – с горечью произнесла она. – Последняя из Байденов, только и всего. Даже не внучка – просто очередная Байден.
Гейб хотел было что-то сказать, чтобы утешить ее, но подумал, что в данной ситуации он должен только слушать. Иногда молчание мудрее участия и может принести больше пользы.
– Я думаю, – продолжала Келси, – что она хотела бы любить меня и что когда-то, пусть не очень долго, она любила. Однако ее чувства.., то, что она испытывала в отношении моей матери, и – о боже, я так на это надеюсь! – ощущение вины за то, что она совершила, – а ведь ей приходилось жить с этим, Гейб, – сделали настоящую любовь невозможной. Все ее надежды на счастье и дальнейшее процветание рода Байденов сошлись на мне. Я училась в лучших школах, я разбиралась в искусстве, кое-что понимала в музыке и поднаторела во всяких модных занятиях… Мои друзья, которых она мне подбирала, непременно должны были быть из приличных семей. Может быть, именно поэтому я так и не нашла ни одного человека, который был бы по-настоящему мне близок. И каждый случай неповиновения, каждое проявление моей индивидуальности, самый ничтожный бунт – во всем Милисент видела отражение женщины, которую она уничтожила.
Келси машинально сорвала ветку жимолости и принялась медленно, методично обрывать хрупкие белые цветы.
– Когда мне исполнилось двенадцать, Милисент захотела отправить меня в Англию, в закрытый пансион, но мой отец воспротивился этому. Это был один из немногих случаев, когда они ссорились. Бабушка считала, что мне необходимы воспитание и дисциплина. Знаешь, что ответил на это отец? «По-моему, ей просто нужно детство».
Вздохнув, Келси растерла между ладонями белые лепестки, которые отозвались волной тягучего, сладкого запаха.
– Понимала ли Милисент, что использует и его – своего собственного сына? Был ли он для нее еще одной пешкой? Ведь это она сделала многое, если не все, чтобы расстроить их брак, хотя, возможно, он в конце концов распался бы и без ее помощи. Впрочем, все это мелочи… – глухо пробормотала она и, раскрыв ладони, стряхнула с рук последние остатки раздавленных цветов. – Самое главное – это где мне взять слова, чтобы рассказать моей матери, как, почему и кто виноват? И ей, и отцу. Ведь мне придется объяснить это и папе, верно? Он тоже имеет право знать, что Милисент сделала с его жизнью. И все, что она пыталась сделать с моей.