Замочить Того, стирать без отжима
Шрифт:
— Эй, православные, чё это вы тама затеяли?
— Дык, служивый, тут к снаряду часовой механизм пришпандорен! Затейливый — страсть. На снаряде он нахрен не нужон, в пушку не влезет, а нам в путину пригодится — будет сеточку из речки кажные шесть часов вытаскивать.
— А-а… — успокоенно тянет полицейский. Тогда ничё, забирайте.
Мужики отделяют устройство, парочка жилистых с кряхтением утаскивает снаряд обратно в погреб. Устройство в руках старика дёргается и громко щёлкает.
— О, красава! — радуется новый хозяин. — Гляди, как она, а? Брыкается! У
Снятый с «Орегона» экипаж бережно, заботливо перемещают в рыбные амбары — там сухо, просторно, и есть на чём пищу приготовить. Как очухаются, любвеобильные, так и начнут потихоньку обустраиваться. Да им, судя по всему, и ненадолго. Японца побили, ихнюю Америку за год-другой ушатаем. Это рази срок? Почитай, на курорт угодили. На горячие ключи пройдут — чем им не спа? Подфартило мужикам, не?
На низком мысу, выдающемся далеко в бухту, бабы уже вовсю кантуют каменные обломки, заливая их раствором из большого дощатого корыта. Песок, цемент и щебень с водой перемешивают два немолодых, но крепких ещё медведя, порыкивая в такт плясовой, которую на стареньком баяне наигрывает измождённая, но не теряющая задора коза.
Воду в тележке от ближайшего ручья подвозит упряжка сильно обиженных британских китобоев, на свою беду застрявшая в Авачинской бухте на момент объявления войны. Бритты грязно матерятся, но местные жители иностранную брань старательно не понимают.
Работа кипит.
Чейвинэ оглядывает эту картину с ближайшего перевала, вздыхает ностальгически, прячет в котомку подаренный капитаном «Орегона» здоровенный морской бинокль, поворачивается и уходит. Сделала, что смогла, чо? Пора и честь знать.
Шелестит под обутыми в лёгкие, но прочные кроссовки (А чо? Удобно же, и красиво вдобавок!) ногами шаманки прошлогодняя сухая трава, ласково трутся о подол замшевой юбки ветки кустарника. В такт лёгким шагам позвякивают на поясе непростые шаманские бубенцы и многочисленные обереги.
***
«Сего числа, в одиннадцать часов семнадцать минут, находясь в дозоре у южного входа в Цусимский пролив вместе с крейсером второго ранга «Аметист», обнаружил странное волнение на расстоянии десяти-двенадцати кабельтовых справа по курсу. Сообщив об этом на идущий головным «Аметист», приготовился к осуществлению поворота. В это время в подводной части «Аметиста» произошёл ряд взрывов различной мощности, различил три больших и серию более слабых, число которых сосчитать не представлялось возможным, более трёх, меньше шести. После этого «Аметист», не снижая хода, лёг на правый борт и опрокинулся, открыв ряд пробоин в днище. Совершая маневр уклонения я принял резко влево, проходя мимо тонущего корабля, сбросил в воду пробковые пояса и спасательные круги. Во избежание поражения неизвестным оружием предположительно на минном поле противника, отошёл на значительную дистанцию и выслал паровые катера для спасения экипажа погибшего крейсера. В результате спасательной операции на борт были подняты семнадцать нижних чинов и мидшипмен Брайан Оукеншильд.
Сообщив о происшествии по радио, принял решение дальнейшее патрулирование прекратить и вернуться в Шанхай для передачи раненых в госпиталь.
Капитан-лейтенант Ямсдэйл, Его Величества крейсер третьего ранга «Пелорус».
Где-то в Цусимском проливе.
Легкое волнение моря, до самого горизонта ни дымка, ни паруса. Парящему над водой альбатросу видно, как из глубины вод поднимается к поверхности быстрая тень. Рыба? Длиннокрылый охотник подбирается, закладывает вираж, стремясь оказаться в выгодной для атаки позиции.
Напрасно. Из воды показывается человек, стоящий в седле быстроплавникового морского коня. Одним движением колен он направляет своего скакуна на гребень ближайшей волны и подносит к глазу подзорную трубу. Убедившись в отсутствии вокруг посторонних наблюдателей, человек складывает оптический прибор, убирает его в седельную сумку и, подобрав повод, направляет коня вглубь.
Через две минуты поверхность моря начинает волноваться, вспучивается — из бездны поднимается что-то, намного превышающее размерами кита.
Буревестник возмущённо каркает и убирается от греха подальше, так ни разу и не взмахнув крыльями. Планерист, блин. Чайки против него, что пингвин против касатки.
Первыми над водой, подняв изрядные буруны, появляются дымовые трубы. Потом перед ними пробивают волну изнутри обтекаемые очертания носовой надстройки, чуть позже – задранные вверх стволы десятидюймовок носовой башни. С шумом и плеском, роняя с палуб в океан тонны воды, на девятиузловом ходу поднимается на поверхность дальний рейдовый подводный ЕИВ флота броненосец «Победа» во всей красоте своей несокрушимой мощи.
Приписанный к дозорному звену броненосца младший подъесаул Ряхин ласково хлопает своего жеребца по крутой чешуйчатой шее, уворачивается от шутливого укуса зубов, которые могут сделать честь крупной акуле, бросает в ясли охапку ламинарии, две горсти мелких крабов и вылезает из палубного бассейна, звеня шпорами и гулко шлёпая ластами. Дежурство закончилось, можно и отдохнуть. Ряхин выдёргивает из газырей гидрокостюма зубочистку, небрежно суёт её под усы и, задумчиво ковыряясь, вразвалку шагает в сторону камбуза, метя палубу длинной, фасонистой буркой. Эх, видели бы его станичные бабы…
Свободная от вахты команда броненосца высыпает на покатую палубу — отдышаться после часов, проведённых в недрах корабля. В подводном положении там всё-таки душновато, при переоборудовании первенца российского броненосного подводного флота всё-таки допустили некоторые недостатки. Надо думать, на «Пересвете» инженеры сумеют их устранить.
Советник наместника по невыясненным вопросам Николай, откинув люк командирской башенки носовой десятидюймовой установки, подставляет лицо лучам весеннего солнышка. Он доволен.