Замок четырех ветров
Шрифт:
– А где озеро? – спросила я. – Я не вижу озера.
– Может быть, тут когда-то и было озеро, – ответил Креслер с подобием улыбки, – но его больше нет. Остался только пруд с той стороны замка, которая не видна с дороги. И ров вокруг Фирвиндена давно засыпали, еще в восемнадцатом веке, если не ошибаюсь.
Коляска въехала в открытые ворота, миновала запущенный сад и остановилась во внутреннем дворе замка – где когда-то, если верить легенде, граф Рейтерн усадил свою мертвую жену и складывал у ее ног тела всех тех, кто мог желать ей смерти; но сейчас это был всего лишь двор, вымощенный серым булыжником. В окне мелькнуло миловидное женское лицо.
– Идемте, – сказал управляющий, – я познакомлю
Глава 9
Замок Четырех ветров
Опрокинутые башни замка отражались в воде пруда, а рядом с ними покачивались распустившиеся кувшинки. С этой стороны Фирвиндена был отчетливо виден выбитый в верхней части стены равноконечный красный крест, сохранившийся на той из башен, которую не успели перестроить.
Ружка понюхала траву на берегу, покрутилась вокруг и подошла ко мне. Я села на пень, расправила складки юбки и погладила рысь по голове. Она сощурила свои необыкновенные глаза и устроилась возле моих ног.
Солнце уползало за деревья, в листве которых щебетали птицы. Легкий ветерок морщил воду пруда, и тогда казалось, что башни замка дрожат.
Я уже познакомилась с Минной, а также со слугами, которые обитали в замке. При жизни старого графа Рейтерна тут находилось не меньше тридцати человек прислуги – повара, горничные, лакеи, конюхи, кучера, садовники, няньки и прочие; но потом, когда граф умер, а его вдова с детьми уехала, забрав все личные вещи, управляющий Блуменау решил, что в отсутствие хозяев кормить столько народу не имеет смысла, и уволил большую часть. Некоторые слуги ушли сами, обидевшись на то, что Блуменау стал меньше платить. А потом его сменил Креслер, который обнаружил, что в его распоряжении остались дворецкий, лакей, горничная, повар, приходящая прачка, сторож и конюх, который также исполнял обязанности кучера. Вскоре дворецкий умер, а горничную – это была как раз жена лакея Теодора – разбил паралич. Вместо нее взяли новую горничную, но она ушла, не проработав и месяца, причем не пожелала объяснять причин и лишь дала понять, что ни за какие коврижки не останется в таком месте. После нее Креслер согласился взять на службу сестру Теодора Лизу, о которой было известно, что у нее крепкие нервы и привидениями ее не напугать. Впрочем, она была так некрасива, что, если бы какое-нибудь привидение с ней столкнулось, пугаться бы пришлось ему, а не ей.
Что касается жены управляющего, Минны Креслер, то я не могла сказать, что она мне не нравится, но она явно принадлежала к тем легковозбудимым, чрезмерно впечатлительным натурам, общество которых в какой-то момент начинает утомлять. Она вздрагивала, когда слышала чьи-то шаги за дверью, вздрагивала, когда начинали бить часы, и ее муж всегда с готовностью бросался ее успокаивать. Когда мы были в гостиной, я заметила в углу пианино и машинально подняла крышку, чтобы потрогать клавиши и проверить его звучание. Надо было видеть выражение лица Минны, с каким она обернулась ко мне: я еще никогда не видела в глазах человека столько ужаса.
– Простите, ради бога, – сконфуженно пробормотала я, – я просто хотела…
Мы обе рассыпались в извинениях, и Минна, конечно, объяснила свое волнение тем, что стояла ко мне спиной и не видела, как я подняла крышку.
– Я думала, это опять… впрочем, неважно. – Она нервно провела тонкой рукой по лицу. – Руди рассказывал вам, что случилось с клавесином?
Звук клавесина совсем не похож на звук пианино, и, каюсь, я с некоторым неудовольствием подумала, что жене управляющего нужен только предлог, чтобы испугаться. За ужином я обратила внимание на то, что Минна принадлежит к людям, которые то ли из извращенно понятой вежливости, то ли от неумения отстоять свою точку зрения всегда соглашаются с собеседником. Речь зашла о мужском портрете, который висел в большой гостиной на втором этаже; я нашла, что он глуповат и помпезен, управляющий же нашел его необыкновенно удачным, и оба раза Минна согласилась с нами в самых восторженных выражениях.
Ружка ее восхитила, и жена управляющего стала расспрашивать меня, как я сумела приручить такое дикое животное, как рысь. Я честно ответила, что Ружку мне принесли совсем маленькой, и я никогда специально не занималась ее приручением – просто заботилась о ней как умела и привязалась к ней так же, как она ко мне.
– А меня животные не любят, – пожаловалась Минна. – Ни кошки, ни собаки – никто!
Она вздохнула и покачала своей хорошенькой кудрявой головкой, словно сетуя на несправедливость этого мира.
– Зато я тебя люблю, – сказал Креслер с улыбкой.
Минна с сомнением взглянула на него, словно прикидывала, является ли он равноценной заменой кошкам и собакам. Может быть, вы сочтете, что я, как автор, стремлюсь задним числом проявить проницательность, но хотя я тогда мало что знала об отношениях мужчины и женщины, у меня все же мелькнула мысль, что зря управляющий во всем потакает жене. Они вообще казались людьми из разных миров: он – серьезный, работящий и, вероятно, чуточку педант, а она – нервная, избалованная и недалекая женщина. Но когда после ужина Минна объявила, что прислуга приготовила наши комнаты, и изъявила желание проводить нас туда, я очень быстро раскаялась в том, что думала о ней плохо.
Полагаю, что не ошибусь, если скажу, что моя спальня была по размеру больше всего нашего сгоревшего домика, а еще к ней примыкали ванная комната и очаровательный кабинет, обставленный старинной мебелью. А сама спальня… кровать с балдахином, вы понимаете? С бал-да-хи-ном! Потолки высотой до облаков – и окна, которые выходят прямо на пруд с кувшинками…
– Я так и думала, что вам понравится, – торжествующе объявила Минна, увидев выражение моего лица.
Отцу досталась другая спальня, не меньше, чем моя. Оправившись от изумления, он поблагодарил управляющего и его жену за их заботу, но… ему, честное слово, неловко… ведь мы даже не платим за наше пребывание в замке…
– Не думаю, чтобы гости графа Рейтерна когда-нибудь платили ему, – ответил Креслер с улыбкой, глядя на свою жену. – Это обычные гостевые комнаты. Мы живем в точно таких же, рядом с вами, немного дальше по коридору. Раньше мы жили в башне над склепом, но…
– Тут есть склеп? – спросила я.
– И часовня. Это часть башни, а склеп под ней, в подвале.
– Я думал, – заметил мой отец, – часовня и склеп обычно находятся на территории замка, но в отдельном здании.
– Да, так и было, – подтвердил Креслер, – до графини-католички. Вскоре после того, как ее похоронили, часовня сгорела. Не исключено, что это был поджог, но склепа огонь не коснулся. Муж графини приказал сделать часовню в замке и перенести сюда же гробы с телами предков. Он не успел восстановить разрушенную часовню, а последующие поколения привыкли к тому, что все находится в замке. Кроме того, у них были дела поважнее, потому что надо было справляться с местными крестьянами, которые то и дело восставали против них.
– Я смотрю, вы хорошо знаете историю рода Рейтернов, – сказала я.
– Да, в библиотеке замка есть рукопись книги, которую писали для кого-то из семьи в середине прошлого века. Вероятно, ее собирались издать, но потом передумали. В тексте куча шпилек против герцога Бирона и Остен-Сакенов, ну и сведения о Рейтернах, которые больше нигде не найдешь.
– А в замке большая библиотека? – заинтересовалась я.
– О очень большая, но большинство книг на немецком.
– Я все же взгляну на нее как-нибудь, если вы не против.