Замок Дор
Шрифт:
У Мэри сильно забилось сердце: что он собирается делать, когда они доберутся до «Индийской королевы»? Смело войдет и спросит миссис Льюворн — при ее муже и всей остальной компании?
Они свернули налево, как им подсказали, и вскоре вышли на большую дорогу. Тут они сразу же увидели впереди дом, который не мог быть ничем иным, кроме как «Индийской королевой». Однако какое красивое и внушительное название для такой скромной гостиницы, и как непохожа на миссис Льюворн королева, намалеванная на вывеске над порогом! В то время как Амиот и Мэри стояли, глядя на гостиницу, в которой, судя по всему, никого не было, они услышали стук колес, доносившийся из тумана справа от них, и голоса.
— Они приехали на обед, — прошептала Мэри, — хотя еще только половина третьего; и мы не знаем, там ли миссис Льюворн.
Амиот сделал жест, призывавший ее к молчанию, и они продолжали наблюдать, как эти мужчины слезли с повозки, горланя во всю мощь своих легких. Затем дверь гостиницы отворилась, и оттуда донесся голос, приглашавший всех войти. Человек семь-восемь с хохотом ввалились в гостиницу. Кучер повернул лошадей и покатил по дороге обратно, в ту сторону, откуда прибыл, — возможно, нужно было доставить на обед остальных гостей. Цокот копыт постепенно замер вдали, и все снова стихло.
— Что ты собираешься теперь делать? — спросила Мэри.
Амиот взглянул на нее. Волосы его были влажны от тумана и моросившего дождя, лицо измазано в грязи. «Теперь он выглядит как настоящий бродяга, — подумала Мэри, — даже как вор; если он постучит в дверь, его не впустят».
— Подожди здесь, — сказал он. — Я посмотрю, есть ли за гостиницей конюшня. Если есть, то, наверное, лошади там, и их ландо тоже.
Он перешел через дорогу и исчез за углом дома. Какой одинокой и заброшенной она себя чувствовала, ожидая в канаве его возвращения! В окнах гостиницы еще не зажегся свет, и единственным признаком жизни был дым над трубой да поскрипывание вывески с индийской королевой, которая раскачивалась на петлях.
Вскоре показался Амиот. Он поманил ее пальцем, а когда она присоединилась к нему, потянул под навес возле конюшни.
— Лошади там, и ландо тоже, — сообщил он. — Кучер в доме. Я видел его в окне, он сидит за столом — наверное, на кухне. У меня есть план, Мэри, положись на меня.
Он снова улыбался, взгляд его выражал уверенность; как предположила Мэри, это оттого, что миссис Льюворн где-то поблизости и он верит, что скоро они будут вместе.
— Каков же этот план, Амиот?
— Я хочу, чтобы ты подождала на конюшне, возле лошадей, — ответил он. — Там на соломе тепло, и ты будешь в безопасности. Ты подождешь моего возвращения — не знаю, сколько времени я буду отсутствовать. Но сначала скажи: за этот год я изменился внешне?
— Что ты имеешь в виду? — Мэри была озадачена. — Ты стал выше ростом и шире в плечах, если об этом. Да и в любом случае в этой одежде, промокший, ты не похож на себя, тебя сегодня смог бы узнать только друг.
— Так я и думал. — Амиот, судя по всему, был очень доволен. — Он видел меня всего раз, да и то когда я ринулся к этому самому ландо, а он обезумел от страха.
Мэри поняла, что речь идет о мистере Льюворне. Она-то его, конечно, узнает, а ее муж — нет. Девочку снова охватила тревога.
— Будь осторожен, — произнесла она. — О, Амиот, будь осторожен!
— Я постучу в дверь, — сказал он, — и спрошу, не нужен ли им на обеде музыкант. У меня нет инструмента, но я могу спеть. Я скажу, что я бродячий музыкант, поссорился со своими товарищами и заблудился. Если бы я не сжег свою скрипку, это было бы правдой.
Он был совсем как Джонни, придумывая какую-то глупую игру, и совсем не похож на взрослого. То, что он собирался сделать, было опасно, но ему было все равно.
— Я тебя подожду, — ответила она, — но пожалуйста, пожалуйста, Амиот, не уходи надолго.
Он снова исчез, направившись к входу в гостиницу, а девочка прокралась в темную конюшню, к лошадям, и опустилась на солому. Было очень тихо, лишь изредка шевелились лошади, пережевывая сено, и тикали ее собственные часики. Она все сильнее беспокоилась о том, что сейчас происходит в гостинице. Мэри устала, промокла и проголодалась, но все это не имело значения. Она со страхом думала об Амиоте и об опасности, грозившей ему из-за миссис Льюворн. Именно она навлекла на него все эти беды, и если бы не эта женщина, они бы сидели сейчас, счастливые и беззаботные, в уютной гостиной Тресаддерн-Фарм.
Прошел час, а он все не возвращался. Прокравшись во двор, Мэри услышала смех и пение, доносившиеся из открытого окна кухни. Кто-то дул в рожок — да, это, наверное, рожок — звук был резкий и фальшивый. Набравшись смелости, она подобралась поближе к окну и увидела, что в самой кухне никого нет, но дверь в бар широко распахнута, и там стоит целая толпа мужчин, которые пьют и смеются. Один из них — не Амиот — поднес к губам большой медный рожок. И тут она увидела Амиота. Он был без куртки, рукава высоко закатаны, и виден был странный наручень, который он всегда носил (он сказал Джонни, что нашел его в канаве). Над головой Амиота болталось на веревочке яблоко, подвешенное к зажженной лампе, и он пытался от него откусить. Все вокруг просто валились от хохота и хлопали в ладоши. И тут Мэри вспомнила: сегодня же канун Дня всех святых, Хэллоуин. В этот день в такие игры играли и у них дома. Но веселье в «Индийской королеве» было каким-то пугающим, оно сильно отличалось от их домашнего веселья. Толпа подвыпивших, орущих мужчин, да и сам Амиот, которому волосы упали на глаза, выглядели странно и диковато. Миссис Льюворн не было видно. Там вообще не было ни одной женщины. Мэри заметила Тима Уди, кучера Льюворнов: он сидел с очень красным лицом, прислонившись к стенке; а в дальнем конце комнаты, наверное, сам хозяин «Розы и якоря», без куртки, как и Амиот, выпивал, покачиваясь у стойки.
Внезапно Амиот изловчился и ухватил зубами яблоко, и тут же раздались восторженные возгласы, а рожок сыграл еще одну резкую, фальшивую ноту.
— Ловкий парень! Он выиграл королеву! — завопил кто-то, и все столпились вокруг Амиота, хлопая его по плечу. А сам Амиот, глаза которого сияли, разломил яблоко пополам и швырнул половинку через плечо. Она угодила в хозяина «Розы и якоря», прямо ему между глаз; он вышел вперед, потрясая кулаком, пьяный в стельку. Его схватил какой-то человек, тоже в одной рубашке, который смеялся и кричал:
— Теперь ваша очередь, Льюворн, «четыре выбора»! Если выберете правильно, можете подняться наверх и присоединиться к своей спящей леди.
«Четыре выбора» — да, по обычаю в канун Дня всех святых в это тоже играли, но мама никогда им не разрешала, она считала эту игру неприличной. Нужно было поместить по одному тазу в каждый из четырех углов комнаты: один с камешками, второй — пустой, третий — наполненный чистой водой, а четвертый — с грязной водой. Кому-нибудь завязывали глаза, и он ползал на четвереньках. Тот, кто находил камешки, как бы находил золото и должен был разбогатеть, а найти пустой таз означало закончить свои дни в бедности. Таз с чистой водой предсказывал верную супругу, а газ с грязной водой означал супружескую измену. Вот почему миссис Бозанко запрещала играть в эту игру.