Замок и ключ
Шрифт:
— Они гуляли несколько недель, а мне никто не сказал, — продолжила Оливия с отвращением в голосе. — Мои приятели из той школы, люди, с которыми я общаюсь… все молчали, представляешь?
Я не знала, что сказать в ответ.
— Мне жаль. Это, наверное, ужасно.
Оливия пожала плечами и снова уставилась в глубь коридора.
— Нет, все в порядке. Лучше знать наверняка, правильно?
— Да уж.
— Короче, — продолжила она неожиданно деловым тоном, — я хочу тебя поблагодарить.
— Не за что.
У Оливии зазвонил мобильник, уже знакомый мне
— Я не люблю оставаться в долгу, — сообщила она. — В общем, скажи, что нужно сделать, чтобы мы были квиты, ладно?
— Ты ничего не должна, — возразила я. Телефон Оливии снова затрещал. — Я просто сказала, как ее зовут.
— Это считается.
После очередного звонка она раскрыла телефон и приложила к уху.
— Секундочку! — бросила она и вновь обратилась ко мне, зажав трубку ладонью: — Не забудь, хорошо?
Я кивнула, глядя, как Оливия поворачивается и уходит, что-то щебеча в телефон. Значит, ей не нравится быть в долгу. Мне тоже. Честно говоря, я не любила людей в принципе, если только они не давали повода относиться к ним по-другому. Ну, по крайней мере, так было до недавнего времени. Впрочем, я начала замечать, что мои установки понемногу меняются, и не только они.
Чуть позже на той же неделе мы, как обычно, приехали в школу. Жервез уже вылез из машины и привычно поспешил к школе. Мы с Нейтом уже не привлекали всеобщего внимания — видимо, очередная Рэйчел Вебстер предоставила материал для сплетен, — но кое-кто еще бросал взгляды в нашу сторону.
— И тогда я сказал, что, может, ей стоит решиться и нанять нас с отцом, чтобы привести дом в порядок, — рассказывал Нейт. — Ты бы его видела! Жуткий беспорядок — почта и газеты лежат повсюду. И горы выстиранного белья.
— У Харриет? — не поверила я. — Не может быть! Она такая организованная на работе!
— То на работе, — заметил Нейт. — Я хочу сказать…
— Нейт!
Он остановился и посмотрел на красный грузовичок, возле которого стоял парень в кожаной куртке и солнечных очках.
— Робби, что случилось? — спросил Нейт.
— Это ты мне скажи, что случилось, — отозвался парень. — Тренер говорит, что ты ушел из команды. А ведь университетский грант, считай, был у тебя в кармане. В чем дело?
Нейт бросил взгляд в мою сторону, поправил ремень сумки.
— Я сейчас очень занят. Ну, сам понимаешь.
— Да ладно тебе! — ответил Робби. — Ты нам нужен. Где твоя преданность школе?
Нейт что-то сказал, но его слов я не расслышала, так как продолжала идти дальше. Не хотела вмешиваться не в свое дело. Пройдя половину пути до школьного двора, я оглянулась. Нейт уже прощался с парнем в кожаной куртке.
Мне осталось пройти совсем немного. Если бы меня оставили в покое, я бы каждый день преодолевала этот путь в одиночку. Но едва шагнув на кромку тротуара, я вдруг вспомнила Оливию, как неохотно она подошла к моему шкафчику, не желая оставаться в долгу ни передо мной, ни перед кем-либо еще. Странное чувство — осознавать, что ты обязан кому-то или даже связан
На фотографии была изображена группа людей на широком переднем крыльце. Судя по бачкам и ярким рубашкам у мужчин, а также длинным волосам и платьям с цветочным орнаментом у женщин, снимок сделали в семидесятых. Люди на заднем плане стояли неровными рядами, впереди, скрестив ноги, сидели дети. Один мальчик высунул язык, а у двух маленьких девочек в волосах были цветы. Девушка в белом платье сидела на стуле в самом центре, по бокам от нее стояли две пожилые женщины.
Там было человек пятьдесят, на лицах некоторых читалось семейное сходство, другие не походили ни на кого. Кто-то с застывшей улыбкой смотрел прямо в объектив, остальные смеялись, глядя друг на друга, словно не подозревали, что их снимают. Сразу же представлялось, как несчастный фотограф, отчаявшись сделать хороший снимок, просто щелкает затвором.
Я нашла эту фотографию на кухонном «острове», когда спустилась к завтраку. Мне стало любопытно, и я отнесла ее на стол, чтобы хорошенько рассмотреть за едой. По идее, к тому времени, как Джеми пришел на кухню двадцатью минутами позже, я должна была бы уже перейти к газете и своему гороскопу, но я все изучала снимок.
— А, ты нашла рекламу, — заметил Джеми, направляясь к кофеварке. — Ну и как тебе?
— Это реклама? — спросила я. — Чего?
Он подошел к «острову».
— Вообще-то это не совсем реклама, — сказал он, роясь в бумагах. — А вот и она.
Джеми положил передо мной листок бумаги. В верхней части страницы была фотография, которую я рассматривала, с жирной подписью печатным шрифтом: «Что такое семья?» Ниже располагался еще один, судя по всему, сделанный в наши дни снимок: около двадцати человек на краю футбольного поля. Все в джинсах и футболках, кто-то стоит в обнимку, другие машут руками — видимо, отмечают какое-то событие. Подпись под фотографией гласила: «Что такое друзья?» И, наконец, на третьей фотографии был изображен экран компьютера с множеством крошечных снимков улыбающихся лиц. Присмотревшись, я увидела, что это те же самые люди, что на больших фотографиях. Внизу было написано: «Что нас объединяет? — сайт „Ты и я“ на www.Ume.com».
— Основная мысль в том, что современная жизнь делает людей разобщенными, — донесся из-за моего плеча голос Джеми. — У нас все собственное: личные телефоны, личные электронные адреса. И мы их используем, чтобы связаться друг с другом. Семья, друзья — все это часть общества, в которое мы входим и от которого зависим. А сайт «Ты и я» помогает людям объединяться.
— Круто.
— Тысячи долларов, потраченных на рекламное агентство, — сказал Джеми, взяв коробку с хлопьями, которая стояла между нами. — Десятки часов на бесконечных совещаниях, вот-вот выйдет основной тираж, а ты говоришь «круто», и все?