Замок из дождя

Северэлла Сеславия

где губ немое оправданье

безверья с верою свиданье.

Икона перед алтарем,

и то, что нам не быть вдвоем.

Память все возвращала и возвращала Эльзе взгляд Павла до тех пор, пока горечь не захлестнула беззащитную душу, и вскоре, в ней ожила боль потери мужа.

Спустя два дня. Дом Левиной. Утром, Тимофей доложил хозяйке, что некто граф Формер Леонтий Потапович просит принять его. Услышав странно знакомое имя, Эльза вздрогнула. Но Левина справившись с волнением, поспешила спуститься в гостиную. Она шла как можно медленнее, будто темп шагов мог что– то изменить.

Гостиная дурманила запахом сирени, резные мягкие стулья расположились подле стола вместе с тремя изящными китайскими вазами. Декоративные восьмигранные колоны в углах комнаты и между окнами, придавали некоторую строгость, которая, впрочем, скрадывалась мягким светлым ковром на полу.

Эльза вошла в комнату, и увидела свой обеспокоенный взгляд в большом округлом зеркале.

– Баронесса, какая честь для меня, – эти слова произнес слегка металлический голос, который принадлежал пожилому мужчине с несмываемым презрением застывшем, в его глазах.

Эльза с трудом выдержала церемонию приветствия.

– Что привело вас, граф, в мой дом?

– Я слышал, Эльза Львовна, от Томаса Райта о ваших непревзойденных познаниях в живописи, и любви к искусству. Осмелюсь, мадам, предложить вам картину. Пустяк, право слово, но мне приятно сделать вам подарок.

– Подарок?

Эльзе представилась змея, подаваемая Формером в миленькой корзиночке с бантиком. Формер подскочил к двери и от слуги принял небольшой в позолоченной раме портрет.

Левиной показалось, что пол уплывает из-под ног. На неё с портрета, как живой, в гусарской форме смотрел Павел Мелецкий.

Леонтий Потапович кажется что – то говорил. Или нет? Кланялся, странно улыбаясь?

Она приняла портрет? Или Формер положил его на стол? Эльза очнулась от голоса Тимофея.

– Матушка, барыня, чай подавать?

– Да, – проговорила она, глядя в красивое лицо Павла, обнаружив портрет в своих руках.

Эльза осмотрелась. Визит Формера не давал ей покоя. Она пыталась вспомнить, где слышала это имя. Почему-то вспоминалось убийство герцога Беррийского, салон мадам Рекамье, и так называемые друзья истины. Раздумья женщины прервала, вошедшая подруга княгиня Муравлина.

– Лиза, вели укладываться, – без приветствий заявила Ирина, – Евгений ранен. Мы едем к нему.

– О чем ты говоришь? Он же в Старой Руссе.

– Это ты так думаешь, – продолжала Ирина, снимая перчатки. – Он уже месяц как в составе Дунайской армии. Петра Сергеевича благодари. Он посодействовал его переводу в драгунский полк седьмого корпуса под начало самого Михаила Павловича. Видите ли, настоящий мужчина должен понюхать пороха, увидеть врага лицом к лицу. Говорила я ему пощади Лизу, чурбан, солдафон несносный.

– Панютин? – Эльза все еще не верила. – Женя ранен? Но откуда тебе это известно?

– Мой брат известил меня об этом, он тоже служит этом полку. Он написал, что они вошли в Бессарабию, переправились через Дунай и подошли к крепости Браилов.

– И где теперь мой сын?

– Где?! В военном госпитале конечно. Его переправили из Бессарабии в Россию. Мой брат

распорядился, и нас будут сопровождать.

– Мой бедный мальчик, мой юный герой, – Эльза немного пришла в себя.

Муравлина грустно покачала головой.

Дорога есть дорога. Она оставляет тебя всегда наедине с самим собой. К ней можно стремиться, о ней можно мечтать или не любить, но её нельзя предсказать. Может в этом её прелесть. Эльза следила за мрачным горизонтом, который был виден из дорожной кареты. Путь её лежал в Таганрог в военный госпиталь, куда перевезли её сына. Вот уже неделю шел мелкий дождь. Не холодный, не теплый, он лишал жизнь чувства времени. Ирина читала вслух поэму «Дева озера» любимого ею Вальтера Скотта. Чувствовалось особое вдохновение в голосе Муравлиной, заставляющее внимательно ловить слова. Но Левина не слушала. Глухая боль тревожила сердце, любящее материнское сердце. Сын ранен. Её мальчик, её Эжени, непоседа и шалун. Он любил лошадей, и в их имении не было никого, кто мог бы сравниться с его умением ладить с этим умными животными. Саша не увидел взрослого сына. А вдруг и она не увидит его больше? Страх. Он дурной советчик. Нет. Женя не может не дождаться свою маминьку. И она поспешит.

– Лиза! – голос Ирины прозвучал неожиданно.

Эльза медленно повернул голову.

– Посмотри постоялый двор. Надобно отдохнуть.

– Да. Конечно.

Карета остановилась, и женщины вышли на улицу. Сопровождавший их поручик, тоже спешился. Он вез почту генерал – фельдмаршалу. Письма были частного свойства, судя по осторожному намеку курьера от жены Витгенштейна Антуанетты Станиславовны. Поэтому у поручика было время сопроводить женщин до военного госпиталя.

Постоялый двор был невзрачным домом, который украшали три развесистые яблони, и огромный пень, с сидящим на нем рыжим котом.

В это время подъехал ещё один дорожный экипаж, и из него вышла семейная пара. Муж, статный франт с мелкими чертами лица, и особой печатью задумчивости на лице, и жена совершенно очаровательной наружности в черном дорожном платье.

Эльза и Ирина уже сидели за аккуратным столиком, ожидая свой заказ, а супруги только выбирали себе место.

– Эльза!– Ирина сняла шляпку,– давай остановимся здесь на ночь. Меня начинает укачивать.

– Хорошо, – Левина смотрела в окно на огромные капли дождя, на хмурое небо, и лицо сына мерещилось ей. Нет, она не корила Панютина, Женя и сам бы убежал в действующую армию. Петр Сергеевич всего лишь облегчил ему задачу.

Чей-то громкий голос оборвал размышления баронессы. Он выговаривал хозяину за грязную скатерть на столе.

– Скатерть ему плоха, видно не с той ноги встал, – прокомментировала Муравлина,– зол

несказанно.

Левина посмотрела на супругов, мысленно улыбнувшись нежности и приятности жены. Но тут она перевела взгляд на мужчину.

– Да что он о себе возомнил! – Ирина возмущалась от души.

Мужчина перестал ругаться и посмотрел на Эльзу. Выражение его лица мгновенно изменилось, и потухший скучающий взгляд расцвел удивлением и настороженностью.