Замок Менфрея
Шрифт:
— Надеюсь, что мне никогда не придется унаследовать это состояние, потому что это означает, что Дженни умрет раньше меня. А я и думать об этом не желаю, потому что она мне нравится.
— Подобные чувства делают вам честь, Хэрриет.
— Они делают честь скорее моему благоразумию. Если бы я унаследовала все состояние отца, я стала бы наживкой для тех джентльменов, которые ищут брака по расчету. Я предпочитаю жить скромно, но обезопасить себя от подобных атак.
— Дорогая Хэрриет, ваше состояние — скромное
— Вы меня удивляете.
— Да? Тогда мы квиты. Вы тоже меня удивили своими речами.
— Полагаю, вы считали меня занудой?
— Вы только теперь открылись.
— Вы только теперь позволили мне это.
Бевил рассмеялся и сжал мою руку.
— Хэрриет, — сказал он, — обещайте, что вы предоставите мне еще случай — здесь и в Лондоне.
Он наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Не страстно — как, по моим представлениям, он целовал других, — но осторожно, почти удивленно. И я подумала: теперь он видит меня по-другому. Он узнал меня ближе, и я начинаю ему нравиться. Или же ему понравились мои деньги.
Но огромного состояния у меня все-таки нет, потому что Дженни всего на несколько лет старше меня, и, похоже, если я что-то и унаследую, то лишь через долгие годы.
При этой мысли я обрадовалась. Дело не в наследстве. Ему понравилась я сама.
Подобная удача, в особенности для того, кто к ней не привык, была чересчур велика, она пьянила, как наркотик.
Когда мы вновь сели на лошадей, Бевил сказал:
— Так что, получается, ваша мачеха не представляет себе своего положения?
— Она слышала, как читали завещание, и говорила с нотариусом, но так толком ничего и не поняла.
— Я думал, что она должна была хотя бы поинтересоваться и уточнить столь важные для нее вещи.
— Я тоже была, когда читали завещание, но ничего оттуда не вынесла. Просто в тот момент я думала совсем о другом.
— О чем?
— Я сокрушалась, что мы с отцом никогда не были друзьями и этого уже никогда не поправить.
— Когда-нибудь, Хэрриет, вы получите все то, о чем так тоскуете.
— Это было бы справедливо, но жизнь не всегда справедлива, правда?
— Возможно, вы составляете исключение.
Что он имел в виду? Не было ли это завуалированным предложением?
— Вот что я вам скажу, — продолжал Бевил, когда мы спустились с холма. — Вас не волнует вопрос о наследстве, но, наверное, разумно все-таки его выяснить.
— Я могу пойти в контору «Бейкер и Гревилл».
— В этом нет необходимости. Вы можете посмотреть копию завещания в Сомерсет-Хаус. Хотите, я сделаю это за вас, когда буду в городе?
Какое-то тревожное предчувствие охватило меня, но я ответила с деланым безразличием:
— Да, пожалуйста, Бевил, займитесь этим.
— Ладно, — сказал он. — Не беспокойтесь. Какой холодный ветер.
Но от ветра ли я так дрожала?
Когда возвращаешься мыслями к трагедии, предшествующие ей дни кажутся какими-то нереальными. Как мы могли не увидеть то, что потом казалось настолько очевидным!
Эти солнечные дни были заполнены радостными хлопотами, торжественный момент приближался. Девять дней… восемь дней… Мы с Гвеннан еще раз ездили в Плимут и снова ходили в театр. На стенах здания висели афиши с надписями: «Последняя неделя гастролей».
Благодарение Богу, подумала я. Они исчезнут с горизонта, Гвеннан успокоится и забудет обо всем этом. Пройдет немного времени, она вернется из свадебного путешествия и пригласит меня у нее погостить, как она обещала, вот тогда-то мы и посмеемся вдоволь над тем, что мы обзовем «драматическим периодом».
Я удивилась, что в последний день пребывания труппы в Плимуте Гвеннан не поехала с ними прощаться, и поначалу вздохнула с облегчением: похоже, она покончила с ними навсегда.
Мое платье было готово и висело в гардеробе: очень красивое, из сиреневого шифона, — и я собиралась украсить прическу зелеными листьями! Подружки невесты должны быть в зеленом или в розовом.
— По-моему, зеленый — это к несчастью, — хмуро заметила Фанни. — С чего это мисс Гвеннан выбрала зеленое?
— Глупости, — отозвалась я.
Тот день походил на многие другие. Утром мы катались верхом с Бевилом, Хэрри и Гвеннан. Гвеннан была немного рассеянной, и я подумала, что ее мысли заняты уезжающей труппой. Нам с Бевилом не удалось побыть наедине, потому что в тот раз мы все четверо держались вместе.
Остаток дня Гвеннан явно избегала меня, и я решила, что она хочет побыть одна, чтобы серьезно подумать о своем будущем.
Вечером Левереты позвали нас играть в карты. Мы довольно равнодушно отыграли свои партии и в десять вечера покинули гостеприимных хозяев. Гвеннан была погружена в свои мысли — пару раз я заговаривала с ней, но она мне не отвечала. Я решила, что она вспоминает труппу: те сейчас как раз укладывают вещи, чтобы отправиться в другой город. Еще одно маленькое приключение закончилось. И слава богу, сказала себе я, что на другие времени уже не останется.
Спала я хорошо, а утром, как обычно, пришла Фанни, чтобы раздвинуть шторы и подать мне горячую воду.
— Чудесный день, — проговорила она, — правда, над морем дымка. Пенджелл заявил — это к жаре. С утра туман был совсем густым!
Я подошла к окну и посмотрела на море.
Еще неделя или чуть больше, и я снова окажусь в Лондоне, где тетя Кларисса обрушит на меня все свое рвение.
Как мне хотелось остановить время, удержать каждое мгновение, не дать ему ускользнуть.
В то утро мы должны были втроем — Бевил, Гвеннан и я — доскакать до «Вороньих башен», где Хэрри уже ожидал нас с нетерпением.