Замок Менфрея
Шрифт:
В какой-то момент Лиза повернулась ко мне и сказала:
— Так вы — дочь сэра Эдварда Делвани? Я видела объявление в газетах и, помнится, еще тогда подумала, что это — очень подходящая партия для Бевила.
— Благодарю вас, — отвечала я. — Надеюсь, ваш брак тоже можно считать удачным.
Она рассмеялась и посмотрела в свой стакан.
— О да. Чудесно! Все так удачно соединились — и на медовый месяц собрались вместе. А у Бевила еще его политика…
— А у вас — ваши бисквиты, — отвечала я.
Она холодно посмотрела на меня
Возвращаясь обратно, мы не пели. Бевил хранил молчание — я думаю, он все еще был мыслями в прошлом.
— Ты хорошо ее знаешь? — спросила я.
— Кого? — с несколько наигранным удивлением поинтересовался он.
— Эту красивую Лизу.
— О, мы просто приятели.
Эти незначащие слова сказали мне так много.
В отеле хозяйка спросила, понравились ли нам танцы, и, поскольку Бевил был, не по своему обыкновению, молчалив, мне пришлось бодро ответить, что да, мы получили массу удовольствия.
В ту ночь Бевил обнимал меня столь пылко, что я, лежа в темноте, спросила себя: не Лизу ли сжимает он в своих объятиях? Не служу ли я просто ее заменой?
Больше мы их не встречали, и через несколько дней Бевил вновь обрел превосходное настроение, а я сумела спрятать подальше свои опасения. Медовый месяц продолжался, но ничто уже не было таким, как прежде.
Глава 7
Мы провели в Провансе шесть недель. Наступил ноябрь, пошли дожди. Ливни низвергались с небес стремительными потоками, крупные капли прыгали по балкону и заливали спальню; тучи почти полностью скрыли вершины гор и море, солнце не показывалось, и в воздухе чувствовался пронзительный холодок.
Пора было возвращаться домой.
Я радовалась, что увижу Менфрею. Одного взгляда на замок хватило, чтобы я воспрянула духом, и, когда мы въехали под башню с часами, я сказала себе, что буду счастлива в своем новом доме. Я твердо решила дать Бевилу все, чего он ожидал от своей жены.
Вскоре разразился правительственный кризис. После восшествия на престол нового короля Бэлфур сменил Солсбери на посту премьер-министра, а Чемберлен со своими последователями угрожал подать в отставку. Если я хотела стать настоящей помощницей своему мужу, я должна была вникнуть во все эти проблемы. Обязанность политика — заботиться о благополучии своей страны, и мне казалось, что это — достойное стремление. Я горела воодушевлением. Когда я сказала об этом Бевилу, он поцеловал меня и сказал, что из меня выйдет идеальная жена депутата. После этого он яростно обрушился на различные злоупотребления, которые, на его взгляд, причиняли большой вред, и я с жаром поддержала его.
Бевил очень серьезно относился к своим обязанностям. У него была штаб-квартира в Ланселле, и, приезжая в Корнуолл, он проводил там два утра в неделю, чтобы те, кого он представлял в парламенте, могли прийти к нему с любыми вопросами. Иногда я ездила туда с ним и, к своему изумлению, обнаружила, что от меня тоже есть польза и он это понимает. Вскоре я позабыла об инциденте, случившемся во время медового месяца, который меня так сильно расстроил; я даже сумела внушить себе, что все это мне просто почудилось.
Политическая деятельность Бевила захватила меня — так же, как и его. Я с радостью убедилась, что при всех своих амбициях — а он мечтал о кабинете министров и, возможно, когда-нибудь о должности премьера — Бевил искренне заботился об интересах своего округа и не собирался прятаться от людей, отдавших за него свои голоса. Это создавало ему много хлопот: поток посетителей не иссякал, письма приходили пачками, и, хотя Уильям Листер был замечательным помощником, на мою долю работы тоже хватало.
Казалось, вновь настали безмятежные дни.
Я часто задумывалась о том, как изменчива человеческая жизнь. Когда перемены происходят постепенно, к ним успеваешь привыкнуть, но внезапные удары, которые обрушиваются на тебя без всякого предупреждения, переворачивают жизнь, так что ничего уже не может остаться прежним, заставляли меня всякий раз с печалью убеждаться в непрочности самого нашего существования.
Это случилось апрельским утром. Дикие фиалки уже расцвели вокруг изгородей, в лугах распускались примулы, и я просыпалась в залитой солнцем комнате под шум волн, которые лениво набегали на берег и отступали — величественно и неспешно.
В тот день Бевил принимал посетителей в штаб-квартире в Ланселле с Уильямом Листером, поэтому я осталась дома. Я спустилась вниз, чтобы отведать острых бобов с беконом, выставленных в начищенном до зеркального блеска блюде на буфете. В Менфрее завтракали с половины восьмого до девяти, и в то утро, поскольку никто из моих новоприобретенных родственников не спустился вниз составить мне компанию, а Бевил уже уехал, я ела одна. Я успела внимательно изучить газеты, и тут слуга внес письма и положил их на стол.
Я бросила на них взгляд: почерк на одном из конвертов оказался настолько знакомым, что у меня перехватило дыхание.
Почерк Гвеннан!
Я взяла конверт. Письмо было адресовано мне. В верхнем углу его стоял плимутский адрес. Я прочла:
«Дорогая Хэрриет, все как в старые добрые времена, правда? Наверное, ты думала обо мне и тебе все еще интересно, что происходило со мной все это долгое время. Я готова удовлетворить твое любопытство, если хочешь. Но это — между нами. Сначала я хочу увидеться с тобой — тайно. Приезжай по этому адресу — сегодня или завтра. Я буду там. Только — одно условие. Ты должна приехать одна и никому об этом не рассказывать. Надеюсь, что ты так и сделаешь. Полагаюсь на тебя.