Замок Менфрея

Холт Виктория

Яд! Это было невозможно.

Фанни изменилась: она похудела, а глаза, казалось, стали глубже; в них порой мелькало странное выражение, которое тревожило меня; она стала еще большей собственницей, нежели всегда, и старалась все время быть со мной.

Примерно через неделю после всего этого я отправилась в штаб-квартиру в Ланселле, и тут меня ждало новое потрясение: я обнаружила, с каким коварством Джессика пыталась занять мое место.

Одна из просительниц, которую я приняла, усаживаясь, сказала:

— В прошлый

раз я говорила с миссис Менфрей. Очаровательная леди! Такая добрая и внимательная. Не удивляюсь, что наш депутат, как я слышала, очень ею гордится.

— Миссис Менфрей — это я.

— О! — воскликнула она, слегка покраснев. — Простите… я решила, знаете, по тому, как она себя вела… э-э… и когда я называла ее «миссис Менфрей», она не возражала… потому я и подумала…

Увидев в тот же день Джессику, я сказала ей:

— Оказывается, в штаб-квартире вас принимают за меня.

Она подняла свои безупречно очерченные брови в притворном удивлении.

— Да, — продолжала я, — одна из просительниц заявила, что в прошлый раз говорила с женой депутата. И это были вы.

Джессика пожала плечами:

— Это — на ее совести.

— Она была твердо уверена, ибо обращалась к вам как к миссис Менфрей и вы ее не поправили.

— О, она просто придумала это в свое оправдание.

Я посмотрела на нее: спокойная улыбка, прекрасные глаза, которые хранят свою тайну, ничем себя не выдавая, безупречно гладкая кожа, свежий цвет лица… И в эту минуту я подумала: «Если она желает занять мое место, она не остановится ни перед чем».

Глава 9

Бевил вернулся из Лондона и провел с нами все Рождество. В день праздника я проснулась рано. Меня разбудила суета в доме — слуги носились туда-сюда, чтобы приготовить пироги, дичь и домашнюю птицу. Они пребывали в таком радостном воодушевлении, что просто не могли соблюдать тишину, да в день Рождества никто от них этого и не требовал.

Бевил подарил мне бриллиантовый браслет, а Бенедикт ворвался в нашу спальню, чтобы показать, что он обнаружил в своем чулке, который Джессика велела ему повесить над кроватью.

— Посмотри, дядя Бевил! Посмотри, тетя Хэрриет!

Мы осмотрели подарки и повосхищались ими, и я подумала, как обрадовалась бы Гвеннан, если б могла сейчас его видеть; хотя и опечалилась бы тоже, потому что, именно исполняя ее волю, я вынуждена была ввести в дом Джессику.

Услышав, что Джессика зовет его обратно, я взяла Бенедикта за руку и отвела к ней; она стояла в коридоре в голубом платье, казавшемся элегантным только потому, что было на ней, и с подобранными волосами. С каждым днем она становилась все красивее.

Позже Бевил и сэр Энделион отправились на охоту; и звук их рогов эхом отдавался в доме, а когда они вернулись, во дворе по обычаю развели костры из вяза и дуба, обложенные ароматным дерном.

Явились певцы, чтобы исполнить рождественские гимны: пели они не слишком благозвучно, по вдохновенно.

На теплой отмели я сижу,

На теплой отмели, на теплой отмели,

На теплой отмели я сижу

В рождественский денек.

Солнечный свет заливал дом, а в открытое окно залетал юго-западный ветер. Было похоже, что к вечеру пойдет дождь. Обычная рождественская погода в Корнуолле — никакого снега. Если в Новый год нам удавалось увидеть несколько снежинок, они быстро таяли. На Рождество у нас бывало тепло и сыро.

Потом все собрались в зале, украшенном плющом и остролистом. На стол поставили чашу с приправленным специями элем, и сэр Эпделион выпил из нее за здоровье всех, живущих в доме; а потом чашу пустили по кругу, чтобы мы все могли из нее отхлебнуть.

Передавая мне чашу, Бевил весело расширил глаза.

— Счастливого Рождества, Хэрриет, — прошептал он, и я подумала: «Как я могла быть настолько безумна, чтобы усомниться в нем?»

В тот вечер я надела свое топазовое платье; по случаю праздника мы ужинали в большом зале, как повелось каждое Рождество — с тех пор, как сэр Эиделиои и Бевил себя помнили.

Пришли ряженые, и мы потанцевали с ними; а потом раздавали жителям деревни, явившимся поглазеть на представление ряженых, приправленный эль и пунш, шафранный пирог, картофельный пудинг, пирожки и имбирные пряники, как делали Менфреи на протяжении многих поколений.

Это был замечательный праздник.

А через несколько дней в Менфрее поднялась тревога.

Фанни сообщила мне новость, когда принесла поднос с завтраком. По ее лицу я сразу поняла, что она расстроена.

— Что такое, Фанни? — спросила я.

— Часы остановились, — коротко сказала она. — Часы на башне.

— Быть не может.

— И все же это случилось. Они показывают двадцать минут третьего. Внизу — настоящий скандал, я вам скажу. Дауни только что явился в дом на беседу с сэром Энделионом и с его сыном. Уж его ждет нагоняй, не сомневайтесь.Говорят, такого не случалось лет сто или больше.

— Сколько шума вокруг старых часов! — отвечала я.

Фанни посмотрела на меня странным взглядом и поставила поднос на постель. Вареные яйца, тонко нарезанный хлеб и масло, кофе и мармелад. Мое обычное меню с тех пор, как после своей простуды я стала завтракать в постели, но сегодня утром у меня не было аппетита.

Фанни стояла у края моей кровати.

— Вы знаете, что болтают люди. Они говорят, что это предвещает смерть в семье.

— Бабушкины сказки, — сказала я.

— Но они все еще остаются в силе.