Замок на двоих
Шрифт:
Скорее всего, мистер Хиккер устал и решил немного передохнуть. Стоило этой мысли пронестись в голове, как поверенный прочистил горло и продолжил:
– «Своим основным наследником я провозглашаю лорда… Шеридана Эткинсона»
– Кого?! – тотчас взревел отец.
– Дорогой, успокойся, – зашептала мама, поглаживая его по спине, и с нажимом проговорила: – Уверена, мистер Хиккер в силу возраста что-то напутал. Сейчас он заново перечитает этот пункт завещания, и все встанет на свои места. Не стойте столбом! Читайте! – накинулась она на поверенного.
– Как пожелаете, – поверенный дяди повел плечом, и его монотонный
Я ощутил, как из-под ног начала уходить земля, правда, в чувства меня быстро привело громкое возмущение отца:
– Нет, вы это слышали?!
– Тише, – прошипела мама.
– «Относительно родового замка будут особые распоряжения, – продолжил мистер Хиккер, повысив тон. – Лорд Шеридан Эткинсон получит „Черного дракона“ в полное распоряжение только после удачного замужества Алексии. До тех пор ему будет принадлежать лишь половина замка. Другая, как вы поняли, вплоть до замужества отходит моему лучику света Алексии Хендсом, попечителем которой и назначается лорд Шеридан Эткинсон. Уверен, решение придется не по нраву ни ей, ни моему племяннику. Я делаю это исключительно для того, чтобы у Алексии была крыша над головой, а также деньги, которыми Шеридан будет обеспечивать ее на протяжении девичества».
Поверенный закончил читать завещание и положил бумаги на стол. В кабинете установилось тягостное молчание. Никто не осмеливался его нарушить. Все пребывали в шоке.
– Здесь какая-то ошибка, – обескураженно проговорил отец, спустя мгновение, как взведенная пружина, вскочил с кресла и стремительным шагом направился к столу, за которым сидел поверенный. Опершись о дубовую поверхность, он яростно прошипел: – Ты лжешь, конторская крыса! Не знаю, зачем тебе это нужно, но точно лжешь! Брат не раз говорил, что все достанется мне!
Я готов был со стыда сгореть из-за неподобающего поведения отца. Он вел себя точно завсегдатай кабака, а не достопочтенный лорд.
– Никакой ошибки нет, милорд, – с невозмутимым спокойствием отозвался мистер Хиккер. – Его светлость внес изменения в завещание за полгода до преждевременной кончины и до последнего дня был непреклонен в своем решении.
– Я хочу лично убедиться, что ты не обманываешь. Покажи завещание! – требовательно проговорил отец, продолжая опираться ладонями о стол и нависать над поверенным.
– Пожалуйста, – мистер Хиккер медленно перебрал бумаги и положил перед несостоявшимся герцогом.
Просмотрев их, отец заключил:
– Очевидно же, что у Этана случилось помутнение рассудка, когда он писал эту… ахинею! Иначе не назовешь! Как ему вообще в голову пришла мысль сделать наследником щенка, ни разу не навестившего его за девять лет?! Может, он давно умер.
– Смею заверить вас, милорд, что лорд Шеридан, вернее, его светлость, находится в полном здравии.
Поверенный понурил голову, поправил очки и снова посмотрел на разъяренного собеседника. Мистеру Хиккеру чудом удавалось сохранять спокойствие.
– Дорогой, уймись! Нам радоваться надо, что наш сын стал герцогом.
– Радоваться?! – прогромыхал он. – Я столько лет обхаживал этого чванливого педанта, поддерживал самые нелепые его идеи, часами выслушивал занудные высказывания, думая при этом, как сдержаться и не придушить собственного брата, а ты советуешь мне порадоваться? Шеридану не стать герцогом! Только после моей смерти! А ждать придется долго! Я обжалую завещание в суде.
– Ваше право, – отозвался мистер Хиккер, поведя плечом. – Однако хочу заметить, милорд, что данное завещание не подлежит пересмотру. Ни один суд не станет рассматривать ваше заявление, поскольку документы были оформлены по всем правилам.
Ответ поверенного не устроил отца. Несколько мгновений он раздумывал, что бы предпринять, а затем на кончиках его пальцев появились крохотные огоньки. Все поняли, что сейчас произойдет, но никто не успел даже пошевелиться, как пламя охватило бумаги.
По кабинету пронеслись изумленные возгласы. Многие из них слились воедино, добавив ситуации драматизма. От едкого дыма запершило в горле. Я не мог видеть выражения лица отца, но предполагал, что в данную минуту его губы изгибались в злорадной ухмылке. У меня внутри вскипела злость. Кожа на тыльной стороне правой ладони слегка потемнела, ногти удлинились, затрещала ткань сюртука.
«Возьми себя в руки, Шеридан! – приказал я себе. – Неужели годы тренировок ничему тебя не научили?! Нельзя допустить, чтобы столько стараний пошло прахом».
Я смежил веки, сделал глубокий вдох и представил тоненький ручеек посреди леса. Сознание вмиг перенесло меня в знакомые места. Спустя пару мгновений негодование сошло почти на нет. Я медленно выдохнул и открыл глаза. К сожалению, кабинет никуда не исчез.
– Вынужден огорчить вас, милорд, но это была копия. Если хотите, могу дать на растерзание еще одну. У меня их много, – в словах мистера Хиккера слышалась издевка. – Его светлость ожидал от вас чего-то подобного, поэтому строго-настрого запретил мне брать оригинал. Он хранится в надежном месте и находится под защитой нескольких заклинаний. В том числе и от огня. Как бы вам не хотелось, милорд, уничтожить завещание нельзя.
– В таком случае Шеридан сам мне все отдаст, – с абсолютной уверенностью подытожил отец.
Я решил, что хватит подпирать спиной стену и наблюдать за происходящим со стороны. Пришло время заявить о себе, поэтому я выпалил:
– Ни за что!
По кабинету в очередной раз пронесся шквал изумленных возгласов, которые сменились перешептываниями, как только все присутствующие повернули головы на мой голос. Вернее, почти все. Отец замер, услышав сказанные мной слова.
Прошла вечность, прежде чем он медленно, точно хищник, не желающий спугнуть жертву, стал поворачиваться ко мне лицом. В карих глазах ни намека на радость. Годы разлуки не сделали отца мягче. Наоборот, они еще больше ожесточили его сердце, окончательно превратив в камень.
Пожалуй, лишь один человек в этом кабинете был искренне рад меня видеть.
– Шеридан… Мальчик мой! – воскликнула мама и со слезами бросилась ко мне. Она не заключила меня в объятия, не прильнула к груди, а встала чуть поодаль, как того допускали манеры, и дрожащим голосом произнесла: – Как я соскучилась по тебе.
– Я тоже, мама, – моих губ коснулась сдержанная улыбка.
Чувства в нашей семье всегда были под запретом. Это правило не касалось лишь ярости, что буквально поселилась в стенах родительского дома.