Замок отравителей

Брюссоло Серж

Она прервалась, переводя дух. Глаза ее загорелись, и этот коварный огонек не предвещал ничего хорошего.

— Допустим, барон действительно подхватил проказу, — продолжила она. — Только плохой христианин может сомневаться в целительной силе святых мощей. Я верю всей своей христианской душой, что к этому времени останки святого Иома уже излечили Орнана от этой напасти. Предполагать иное — самая настоящая ересь. Бог не оставит в беде человека, сражавшегося на Святой Земле за возвращение Гроба Господня.

Она встала, давая понять, что беседа окончена.

— Ну-ну, — робко сказал Гюг. — Не будем горячиться. Следует все спокойно обдумать, как при игре в шахматы. Торопливость — плохой советчик.

— Дорогой друг, — пророкотала Мао, — вы позволили ослепить себя любовью к Оде. Вам прекрасно известно, что нельзя слишком любить своих детей, церковь против этого. Истинная любовь должна быть обращена только к Богу. Почему вы доверяете забрызганному грязью незнакомцу, экипировка которого больше подходит конюху, а не настоящему паладину? Разве вы не видите, что разговариваете со слугой, которому заплатили за то, чтобы он посеял смуту в вашей душе?

Повернувшись к Жеану, она завопила:

— Кто подкупил тебя, скотина? Говори! Ты служишь у Робера де Сен-Реми, не так ли? Только ему выгодно пачкать репутацию барона де Ги!

Жеан попытался защищаться. Вопли дамы Мао привлекли внимание стражей, у входа уже стояли трое вооруженных солдат.

— Я могу доказать свои слова, — вспылил Жеан. — Если желаете, провожу вас к отшельнику. Это в дне пути на лошади. Вы сами убедитесь в моей правоте. Я не знаю никакого Робера де Сен-Реми. Я ни у кого не служу, просто пытаюсь защитить вашу дочь от ужасной участи.

— Гюг! — взвизгнула дама Мао. — Его наглость невыносима, прикажите слугам высечь его и бросить в яму!

— Да погодите вы! — вмешался Гюг де Шантрель, видя, что стража приближается. — Я хочу предоставить ему шанс. Пусть оседлают наших лучших лошадей, и эскорт из шести человек будет наготове. Мы помчимся во весь опор к тому отшельнику. Я хочу все выяснить.

— Во-первых, вы потеряете время, — не унималась дама Мао. — Во-вторых, если это получит огласку, сир де Ги очень разгневается. Да и церковь обвинит нас в неверии в чудеса Христа. Все обернется против нас.

Гюг опустил голову, но выдержал натиск. Солдаты окружили Жеана и отняли у него меч.

Гюг де Шантрель ушел собираться в дорогу. Его раздирали противоречивые чувства, и он не знал, как вести себя с гостем. Появившись в сапогах со шпорами, он сделал знак Жеану сесть на одну из лошадей, которых конюх вывел во двор замка.

— Молюсь, чтобы все это оказалось ложью, — проворчал он. — Вас обманул какой-то завистник. Хотя я и добрый христианин, но не верю слепо в чудодейственную силу мощей, как моя жена. Потому-то я и не хочу все пускать на волю случая. Если вы попытались опорочить барона де Ги, вам здорово достанется, не сомневайтесь. А теперь показывайте дорогу в обитель отшельника. И не вздумайте бежать, мои люди сразу уложат вас на траву со стрелой между лопаток.

Они выехали за ограду замка, крестьяне радостно приветствовали их. Жеан бросил взгляд в сторону рощицы, где оставил Ирану. Не увидев ее, он обрадовался. Ее появление пробудило бы недоверие барона де Шантрель.

Они мчались быстрым галопом без отдыха. Лошади были хорошие, и до холма отшельника они доскакали еще засветло.

Со времени отъезда Жеан и Гюг почти не разговаривали, ограничиваясь репликами на коротких остановках, когда нужно было напоить лошадей. Проводник пробовал предсказать, что их ждет впереди.

— Отшельник, конечно, не откроет вам всей правды, но по изваянию вы догадаетесь, что я не лгал.

— Я очень люблю свою дочь, — признался Гюг. — Жена всегда упрекает меня за это. Она не переносит нас обоих, и я думаю, что давно уже Ода стремилась вырваться из нашего дома. Барон де Ги — очень важный сеньор, но в нем слишком много страстей. Боюсь, как бы моя дочь не сгорела в этом адском огне.

Его монолог не требовал ответа, и Жеан понял, что перед ним — надломленный тревогами и волнениями человек, разрывающийся между желанием обеспечить будущее своей дочери и досадой на то, что обязан уступить желанию чужого ему мужчины, который богаче его. Даму Мао понять было легче. Все в ней дышало скупостью и алчностью. Уход из дома Оды сулил ей немалую прибыль, и она ни за что не собиралась отказываться от преимуществ, уже получаемых ею от союза с Орнаном де Ги.

— Я никогда не испытывал особой симпатии к барону, — докончил свое признание Гюг де Шантрель, вставляя ногу в стремя. — Пославший вас на это и рассчитывал. Расчет этот довольно-таки гнусен.

— Да никто меня не присылал! — запротестовал Жеан. — И о сире Робере, на которого вы намекали, я ни разу не слышал.

— Робер де Сен-Реми? — проворчал Гюг. — Он — поклонник моей дочери, воздыхатель, единственный сын обедневшего рыцаря. Друг детства, и ничего больше. И речи быть не могло, чтобы он добивался руки Оды, даже если бы у него и мелькали такие мысли. Узнав о помолвке, он, наверное, тронулся умом. Ваш поступок вполне соответствует его планам расстроить бракосочетание. Робер неплохой парень, но навсегда останется бедным холостяком, не способным содержать семью. Да и живет он, как нищий, в развалившемся доме, питаясь вместе со слугами одними яблоками.

Сказав это, он сел в седло и дал сигнал к отправлению. А Жеан подумал, уж не Робером ли де Сен-Реми был тот бледный, дрожащий юноша, которого он приметил в парадном зале замка Кандарек.

Вот наконец и тот холм. Жеан забеспокоился: захочет ли отшельник с ними говорить? Ведь Дориус очень дорого заплатил за мощи и наверняка потребовал хранить секрет их назначения.

У обители отшельника его чуть не хватил удар. Изваяние святого исчезло.

Гюг де Шантрель, Жеан и половина слуг слезли с лошадей. Гюг решительным шагом направился ко входу в святилище, дверь которого была распахнута настежь. Жеан еле сдерживал себя, чтобы не обогнать его. Ему совсем не нравился этот новый поворот событий.

Удручение его возросло на пороге. Часовня была пуста, алтарь заброшен, пол покрыт пылью и прошлогодними сухими листьями; казалось, уже годы не ступала сюда нога человека. Нигде не было видно ни одной статуи святого.

— Я так и думал, — громко сказал Гюг де Шантрель. — Здесь никогда не было отшельника… по крайней мере в последнее время. Вами злоупотребили, дружочек. У вас котелок плохо варит. Такие всесильные мощи не находились бы в забвении в лесной захудалой обители. Какой-нибудь богатый монастырь быстро нашел бы им применение. Вы-то, может быть, и не лгали, но с вами сыграли дурацкую шутку, которую вы приняли за чистую монету. Поскольку я человек не злой, то предпочитаю верить в вашу невиновность. Но преподать хороший урок вам надо. Увези я вас к себе, жена прикажет запороть вас до смерти… или бросить собакам. Я же удовлетворюсь тем, что велю прибить ваш язык к двери часовни, это отучит вас впредь говорить необдуманно. Я также велю принести ваш меч и положить на тот камень. Он пригодится вам, чтобы отгонять волков… если вам удастся вырваться.