Замок отравителей
Шрифт:
Едва он кончил говорить, как трое солдат набросились на Жеана и крепко держали его. Четвертый силился открыть ему рот, кинжалом разжимая зубы, затем ухватил язык щипцами, которые обычно используют палачи.
— Неправедно говорящих следует наказывать, — наставительно произнес Гюг, глядя, как солдаты подтаскивают проводника к двери часовни. — Это неприятное приключение пойдет вам впрок, и впоследствии вы будете держаться подальше от таверны, где распускают порочащие слухи. Не считайте меня жестоким: моя жена, дама Мао, не оставила бы вас в живых. Я же, если вы не струсите, даю вам шанс избежать волчьих зубов…
Жеан не услышал конца этой проповеди, так как слуги барона пронзили ему язык большим гвоздем с восьмиугольной шляпкой и тремя ударами молотка вбили его в доску двери.
От боли проводник едва не лишился сознания.
— Один совет! — крикнул барон, поправляя стремя. — Не падайте в обморок. От тяжести вашего тела язык оторвется с корнем. И если вы не умрете от потери крови, останетесь немым на всю жизнь.
Вслушиваясь в эти слова, Жеан судорожно вцепился в большое кольцо, укрепленное на двери. Рот заливало кровью, и он вынужден был часто глотать ее, чтобы не задохнуться, но это лишь умножало его страдания.
— Поразмышляйте о вреде злословия! — отъезжая, бросил Гюг де Шантрель. — Этот женский недостаток плохо подходит мужчинам.
Жеан слышал с трудом. Слезы боли ослепляли его, из горла вырывалось поросячье хрюканье, которое шокировало бы Ланселота или Говена.
Отряд спустился по склону холма. Жеан приник лицом к створке, чтобы ослабить натяжение веса тела на язык.
«Не теряй сознание, — повторил он себе. — Главное, не теряй сознание…» Но колени слабели, все чаще черная пелена застилала глаза. Он напрягся. Кровь стекала по подбородку, горлу, заливала кожаный жилет на груди. Волки в лесу, должно быть, уже подняли морды, принюхиваясь к соблазнительному запаху. С заходом солнца они цепочкой выйдут из чащи и усядутся у подножия холма. Запах человека некоторое время будет держать их на расстоянии, но желание отведать лакомого блюда окажется сильнее. Кончится тем, что один из них поднимется по тропинке, за ним тотчас последуют остальные.
Жеан вспомнил о мече, оставленном на камне где-то сзади него. Эх, смелости не хватает, а то бы дернуться, освободиться от гвоздя; пусть даже кончик языка останется на нем. Но пока что на такой подвиг у него не было сил. Может быть, они появятся, когда он почувствует волчье дыхание у своих ног?
Кончиками пальцев Жеан ощупал гвоздь; нельзя ли вытащить его? Нет, невозможно. Это был один из тех гвоздей, которыми крепят ворота и подъемные мосты. Без клещей здесь не обойтись.
Резко дернуться… или постепенно откидываться назад с риском оставить на гвозде весь язык с корнем, как предсказывал Гюг де Шантрель? Он бессильно сглотнул кровь. Увы, он не был святым мучеником, а страданию не было конца.
Несмотря на мучения, Жеан подумал о тайне исчезнувшего изваяния, об испарившемся отшельнике. Кажется, он догадался, все становилось на свои места.
Вопреки предположению Гюга де Шантреля одурачить пытались не Жеана. А кстати, к чему все это? Какая роль отводилась простому проводнику в столь крупном заговоре?
Нет, если уж и одурачили кого, так это Дориуса. Ему подсунули кости обычного скелета, заставив поверить в то, что они были святыми мощами. Толстый монах стал жертвой бессовестных мошенников, которые воспользовались его доверчивостью.
А это означало, что он вручил Орнану де Ги простые костяшки, лишенные спасительной силы. Барон может трогать их, целовать, засовывать под одежду, но болезнь не пройдет.
Уже не было сомнений в ужасной участи Оды. Барон заразит ее проказой, как только они соединятся. Так что поздно что-либо предпринимать. Став прокаженными, они вынуждены будут удалиться в лепрозорий, где и окончат свои дни среди других полумертвецов.
День угасал. Жеан потерял много крови и все больше слабел. Когда послышится постукивание волчьих когтей на каменистой тропинке, нужно будет прибегнуть к последнему средству: откинуться назад, моля, чтобы оторвался только кончик языка, и, если от боли не потерять сознание, можно схватить поржавевший меч старого Брюнуа де Сольпьера.
Краем глаза он увидел, как за верхушками деревьев пропадает солнце. Багряным светом заливало ставший сказочным пейзаж.
Волки придут, это вопрос времени. Запах крови уже возбудил их. Жеан ощупью снял свой пояс. Им тоже можно, хоть недолго, но обороняться, размахивая за спиной. Какое-то время хищники не станут приближаться…
Он поймал себя на мысли, что проклинает свою трусость и нетерпимость к боли. В балладах много говорится о рыцарях, предпочитающих скорее дать себе отсечь кисть руки сарацинам, но не отречься от веры. А почему же он такой нерешительный? Может быть, его крестьянское происхождение мешало ему проявить такой благородный героизм?
До слуха Жеана донесся шорох, которого он так опасался. Когти… постукивание волчьих когтей на камушках тропинки. Волки поднимались по холму…
Они редко нападали на человека в это время года, однако запах крови лишил их привычной осторожности. Где кровь, там и рана; где рана, там и лишившаяся сил жертва, которую легко прирезать, не вступая с ней в битву.
Жеан догадывался, что волки совсем близко, но все еще колебался.
Он помахал поясом, постучал металлической пряжкой о дверь. Это простое движение вынудило его зарычать от боли.
Теплым дыханием обдало икры. Вожак стаи осмелел настолько, что решил его обнюхать. Жеан лягнул его ногой, попал в морду. Взвизгнув от неожиданности, вожак отскочил.
«Надо решаться! — подумал проводник. — Ты больше не можешь ждать. Оттолкнись рывком от двери… лишь бы не лишиться чувств, иначе они сразу набросятся на тебя и мигом разорвут горло…»
Его обволакивал дикий звериный запах.
Пока Жеан собирался с силами, до него донесся далекий стук копыт скачущей галопом лошади. Стая заворчала: ее планы рушились.
— Прочь! Пошли вон! — вопила женщина.
Он узнал голос Ираны и понял, что та, должно быть, следовала за отрядом сеньора Шантреля от самого замка. Однако мул не мог поспеть за лошадьми.
Разъярившиеся волки завыли. Они не погнушались бы напасть на мула, но тот лягался, и волки отступили.
— Пошли вон! — повторила молодая женщина. Жеан учуял запах дыма. Ирана подожгла пучок смолистых веток и размахивала им перед мордами хищников.
За его спиной поднялась возня, и он долго не мог понять, на чьей стороне перевес. В темноте, словно светлячки, летали искры; потрескивая, они ударялись о дверь и угасали, превращаясь в угольки.