Замок Персмон. Зеленые призраки. Последняя любовь
Шрифт:
Немного погодя графиня вернулась, жена увела девочку в сад, а ее сиятельство объявила мне, что едет в Париж, поскольку кто-то написал ей, что видел ее падчерицу, входившую в меблированный дом в Сен-Жерменском предместье под ручку с высоким белокурым молодым человеком.
— Особа, которая мне это сообщила, думает, что Мари все еще там. Во всяком случае, в этом доме я смогу узнать, куда она подевалась. Я добьюсь правды, добьюсь доказательств развратного поведения Мари и привезу ее, чтобы при помощи судебной власти со скандалом запереть в монастырь.
— Вот как! Но в таком случае нечего надеяться на соглашение и уступки с ее стороны. Я вам говорил и повторяю, что подобное развратное поведение не может служить основанием, чтобы запереть девушку.
— Когда в моих руках будет ее тайна, я привезу ее к вам, и вы предложите ей условия моего молчания.
Если бы я был уверен, что до приезда к Эмили барышня де Нив после своего побега из монастыря не прогуливалась по Парижу с Жаком, то я стал бы торопить мачеху уехать. Отправившись на поиски Мари туда, где ее быть не могло, она становилась безопасной для жителей Виньолет. Но, с другой стороны, она могла напасть на след беглянки и с помощью полиции открыть истину. И поэтому я вновь посоветовал ей быть осторожнее и терпеливее. Но графиня твердо решила ехать и простилась со мной, заявив, что застать Мари врасплох — самое лучшее средство спасти ее. Было ясно, что она с кем-то советовалась и нашла людей, готовых льстить ее слабостям и потворствовать всем затеям. Ее дело становилось все более неприятным для меня, и я чувствовал все меньше симпатии к ней самой.
Я проводил ее только до сада. Меня ждал другой клиент, и я провозился с ним до самого обеда. Каково же было мое удивление, когда я застал в столовой на высоком стуле, когда-то принадлежавшем Анри, маленькую Леони де Нив. Жена завязывала вокруг ее шейки салфетку!
Графиня сообщила госпоже Шантебель еще накануне все, что я узнал от нее только сейчас. Женщины на удивление быстро сходятся, когда с одной стороны — ненависть, а с другой — любопытство находят привлекательную пищу для ума в скандале, о котором можно судить и рядить на свой лад. Госпожа Шантебель только усмехнулась в ответ на мое удивление, и поскольку при девочке объясняться было нельзя, то мне и Анри было объявлено, что ее мама вернется к вечеру.
Но графиня к вечеру не вернулась, и жена, ничуть этому не удивившись, распорядилась поставить возле своей постели маленькую кроватку. Она раздела и уложила маленькую графиню и только после этого пришла дать мне пояснения.
Графиня де Нив уехала прямо в Париж. Кто, как не я, по ее мнению, должен был знать, что она не могла терять ни минуты. С дочерью она не простилась, боясь, как бы девочка не расплакалась. Она хотела было прислать за ней няньку, чтобы отправить ее в Нив, но случайно узнала, что у этой няни интрижка в Риоме, и не решилась доверить ей свою дочь. Бедной графине ужасно не везет с прислугой, продолжала жена. Все в замке идет вверх дном после смерти графа. Старые слуги горой стоят за старшую дочь. Она вынуждена была их всех прогнать из-за этого, но они успели распустить про нее дурные слухи, и хотя она нанимает себе прислугу в Париже, но и та при малейшем выговоре позволяет себе дерзости и нашептывает Нини всякий вздор про ее сестру, Мари, будто бы запертую в монастыре из-за мачехи. Все это сбивает ребенка с толку, и в последнюю отлучку, графини малютке успели набить голову такими нелепостями, что она не переставая плакала и очень грубила матери, когда та вернулась. Кажется, что и соседи настроены против бедняжечки графини. У нее нет ни родных, ни друзей! Когда я слушала рассказы про ее испытания, мне стало жаль ее и пришло в голову предложить ей оставить девочку у нас. Она обрадовалась, но не могла решиться из-за тебя и говорила:
— Моя дочка очень живая, будет шуметь, надоест господину Шантебелю.
— Да что вы! — отвечала я. — Вы его не знаете! Это настоящий патриарх. Он обожает детей. — Словом, я убедила ее оставить девочку, которая чудо как мила. Бедняжечка графиня была так тронута, что обняла меня и заплакала.
— Ну, черт возьми! Мою супругу обнимала графиня! То-то у тебя в лице сегодня какое-то особенное благородство…
— Опять шутишь? Вот интересно! С тобой нельзя говорить серьезно, Шантебель, ты становишься…
— Невыносимым? Знаю.
— Нет, ты очень добрый, ты ведь не сердишься, что я оставила девочку?
— Боже сохрани! Тем более, что не намерен превращать твои комплименты в упреки. Девочка нисколько мне не мешает; но позволь все-таки сказать тебе, что твоя прелестная графиня — сволочь.
— Господи! Что у тебя за выражения, Шантебель!
— Да, выражения и мысли человека, думающего, что порядочная мать не оставит своего ребенка на неделю людям, которых почти не знает, и что если у нее нет ни преданного родственника, ни надежного друга, ни верной служанки, то, значит, она сама виновата.
— Положим, отчасти ты прав, я не отдала бы Анри чужим… но бывают же исключительные случаи, ты ведь сам знаешь, что будущее этой девочки зависит от поездки ее матери в Париж.
— Ага, она тебе рассказала…
— Все!
— Напрасно…
— Я обещала молчать.
— Помоги тебе Боже сдержать слово, потому что, предупреждаю тебя, если твоя новая приятельница скомпрометирует свою падчерицу, то тем самым разорит себя…
— Вовсе нет! Эта падчерица несчастная…
— Ты ее не знаешь. Помолчи, пожалуйста, пока мы не убедимся: жертва она или дьявол.
X
На другой день жена взяла в няньки добрую, славную девушку, давно и хорошо нам известную. Маленькая графиня была, по-видимому, очень довольна пребыванием у нас.
Мне было любопытно — узнать о ее чувствах к сестре, и, найдя ее одну в саду, играющей на глазах у жены, которая работала у окна нижнего этажа, я подошел предложить ей взглянуть на кроликов. Когда она вдоволь налюбовалась на них, я сел, взял ее на колени и начал разговор:
— У вас, в Ниве, тоже есть кролики?
— Нет. Есть только куры, собаки и кошки, но мама не позволяет их трогать, чтобы я не запачкала или не разорвала платья. Конечно, это обидно! Я так люблю животных! Но мама бранит меня за это, потому что она скупая.
— Скупая? Что значит — скупая?
— Ну, я не знаю. Люди называют ее «скупая»! Наверно, потому, что она все время на них ругается.
— Не надо повторять слов, которые вы не понимаете. Я уверен, что мама вас очень любит и очень добра к вам.
— Совсем и не добра. Она меня бьет и сечет розгами, и мне весело, только когда ее нет.
— А у вас нет ни братьев, ни сестер?
— Есть большая сестра, очень добрая; я хотела бы жить с ней всегда!
— Всегда?.. Разве вы ее часто видите?
— Нет, ее заперли в монастырь. Я видела ее один раз… или видела ее портрет… не знаю точно, ее или портрет…
— Тогда откуда вы знаете, что она добрая?
— Кормилица и старая няня говорили, что ее заперли в тюрьму за то, что она такая добрая.
— Как заперли в тюрьму?
— Да. И поэтому, когда мама говорит, чтобы я была добрая, я кричу ей: «Нет, я не хочу в тюрьму!» Как я рада, что она привезла меня сюда! Я навсегда здесь останусь? Да?