Шрифт:
Владислав РОМАНОВ
Замок с превращениями
Фантастическая повесть
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
В м е с т о п р о л о г а (объясняющего в старых книгах
то, что следует читать между строк)
Г л а в а 1. О девочке Маше, Алике, Ларике и начале
необычного путешествия, а также непонятно почему, но и о Флоре
Галимзяновой
Г л а в а 2. В ней впервые рассказывается о Вечерней
стране, которой нет на географических картах, о встрече с
бабушкой и о том, что Азриэль фон Креукс жив
Г л а в а 3. Где мы знакомимся с Великим Магом и его
юностью
Г л а в а 4. Где мы снова возвратимся в Вечернюю страну
Г л а в а 5. О нелегкой жизни
условиях "развитого социализма", оно же время застоя
Г л а в а 6. В ней мы наконец-то встретимся с
Петуховым-отцом и узнаем о голосах и смятении его души
Г л а в а 7. В ней много веселого, забавного и, впрочем,
серьезного
Г л а в а 8. В ней мы вернемся в далекое средневековье и
узнаем, как началась судьба Великого Мага и чародея Азриэля
Креукса
Г л а в а 9. Продолжение событий, начавшихся в
предыдущей главе
Г л а в а 10. В которой мы снова возвратимся к
Петухову-отцу и его необычному состоянию души и тела
Г л а в а 11. Где Маша оправдывает свое имя
Мария-победительница
Г л а в а 12. Продолжение истории о Змейке, Азриэле и
Ганбале
Г л а в а 13. Она рассказывает о любви Азриэля и
Эльжбеты
Г л а в а 14. В ней Грымзина предстает в необычном для
себя облике; Алик Лавров узнает о своем будущем, а читатель
кое-что новое
Г л а в а 15. Где мы узнаем о том, что происходило после
заплыва, а также о пробуждении Машиной души
Г л а в а 16. О поединке между Петуховым-отцом и Великим
злым Магом и о перстне с рубином
Г л а в а 17. О необычном консилиуме, о протекции Алика
и его тревогах
Г л а в а 18. В которой рассказывается сказка "Замок с
превращениями"
Г л а в а 19. Анна Мандоне становится помощником Азриэля
Г л а в а 20. В которой Маша на равных разговаривает с
Великим злым Магом
Г л а в а 21. В которой читатель снова побывает в
Вечерней стране и вернется обратно вместе с Машей, совсем
повзрослевшей
В м е с т о э п и л о г а, который как будто
рассказывает совсем о другом
________________________________________________________________
Вместо пролога
(объясняющего в старых книгах то, что следует читать между
строк)
Дипломант Всесоюзного фестиваля самодеятельного творчества хор пенсионеров при ЖЭУ № 33 исполнял песню Серафима Туликова "Родина". Запевала обычно Грымзина из девятнадцатой квартиры по Малому Кривоколенному, и баянист Шляпников, он же и художественный руководитель на полставки после того, как проводили в последний путь заслуженного работника культуры Семена Шмулевича, привычно качнул ей головой. "Ро-о-о-ди-на-а-а!.." - вдруг звонким почти юношеским дискантом мелодично вывела Грымзина, и у инструктора областного Дома народного творчества Валентина Петровича Шалимова слегка вытянулась физиономия, припухшая еще со вчерашнего вечера. Расправились тяжелые складки, и звук, пробившись сквозь треск и гул, образовал спасительный ручеек, мгновенно расчистивший болевую зону. Голова у Шалимова перестала шуметь, и он вспомнил то, что позабыл еще со вчерашнего вечера: зайти к дворничихе Венере Галимзяновой и забрать у нее стиральный порошок "Лотос", который та достала для жены в обмен на трехрублевые колготки. "У Шляпникова вроде бы еще портвейн "Кавказ" остался или мне показалось?.." - подумал Шалимов. Он закрыл на мгновение глаза, любимая песня один к одному звучала точно так же, как в исполнении хора мальчиков при Московской консерватории.
Он открыл глаза и увидел три ряда пенсионеров - лысые черепа, обтянутые бледно-желтой кожей, крашеные космы, морщинистые печальные лица. И пели, как подобает пенсионерам, правда, чуть высоковато, но что делать, стар да млад, одна душа, как говорится... Валентин Петрович закрыл глаза, и снова зазвучал хор мальчиков с чистыми, звенящими, трогающими за душу голосами, "Как это интересно получается?! -
Шалимов вздрогнул от такого вопроса и даже оглянулся. Но за спиной никто не сидел. "Нет, а что, а вдруг я тоже - феномен?!" Шалимов тихо ругнулся на радостях от такого собственного открытия и почувствовал, что голова совсем свеженькая и даже мерзнет с затылка. И вообще, он чувствовал себя сейчас гораздо лучше, чем вчера и даже чем пять минут назад. "Искусство, оно все же облагораживает!.." "Мои родные кра-а-а-я!.." затянул Шалимов, вспомнив и речушку Ласьву, и свое босоногое детство, и деревушку Сопени на взгорке... Шалимов расчувствовался и сам не заметил, как уже запел во весь голос, не в лад, невпопад, Шляпников махнул хору, чтобы все замолчали, и минуты две хор слушал одного Валентина Петровича Шалимова, с хрипотцой выпевавшего дорогие сердцу слова. Спохватившись, Шалимов наступил на горло собственной песне и сердито махнул Шляпникову рукой, чтобы продолжали дальше. Хор покатил дальше, и Грымзина снова пробила ручеек в сопревшем от конфуза сознании Шалимова. Он облегченно вздохнул. "Вот тихушники!.. - не без злости проговорил в душе Шалимов. Обязательно надо своего же ответственного работника подлягнуть! Я тихо себе подпеваю, можно сказать проникаюсь их проблемами, ан нет, надобно тебя выставить в неподобающем виде. Как дурака какого! Вот, мол, пришел и поет себе! Да хоть и пою?! А ты сделай вид, что не замечаешь! Уважь, как говорится!.." - Шалимов еще хотел что-то сказать, но забыл, увидев, что и вправду Крюкова нет. "И ведь не докажешь, что нет, - вздохнул он. - Как уж вывернется!.. В особое положение себя поставил, от критики отгородился! Тренер по плаванию! В сауне, небось, сидит с девицами полуголыми! Доложу, конечно, Правлению, толку-то что только?! Им, Великим Магам, любые выходки сходят с рук! Управы на них нет!.."
Шалимов еще долго так шипел, пока не почувствовал, что ручеек куда-то сгинул, и в голове снова осел треск и гул. "Ну, вот, доигрался, доворчался!" - подумал Шалимов и решил больше никогда не думать о Магах плохо. "Слово даю! В последний раз! Прошу поверить!.." - умоляюще проговорил он, замер и вдруг снова услышал журчание ручейка. "Пронесло!" как порыв освежающего ветра мелькнуло в сознании. Шалимов даже повеселел и снова вспомнил про "Кавказ", который ему явно не примерещился. "Только бы не забыть про стиральный порошок!.." "Родные кра-а-а-я-я-я!.." - пропел он негромко. Бодрость духа снова возвращалась к нему.
Вечерняя спевка подходила к концу. Шалимов был удовлетворен состоянием дел в хоре, заверил пенсионеров, что будет готовить документы на представление хору звания "народного".
– Вы достойны этого! - ободряюще сказал он. - Думаю, Правление нас поддержит!.. Репертуар хороший, чувствуется художественная рука товарища Шляпникова!.. Вы будете первый народный хор среди всех ЖЭУ города. Это обязывает!..
Пенсионеры разошлись по домам воодушевленные. А Шалимов остался, чтобы высказать еще частные замечания баянисту Шляпникову, тем более что их поджидал слесарь Баратынский, истосковавшийся по простому человеческому общению. Вообще-то он тоже ходил в хор, но именно от этой спевки Шляпников его освободил, так как Баратынский слуха не имел, а глотку драть любил. Зато у него и Шляпникова всегда оказывались совместные интересы другого рода, не совпадавшие с интересами тех, кто слух имел. Шел май, пекло нещадно, хотя в точности никто не мог сказать: май шел или июнь. Это был тот редкий случай, когда время, в общем-то даже и не шло, а, честно говоря, стояло на месте, а если и шло, то совсем в другую сторону. В какую, никто тоже не знал, да и узнать было негде. Работы хватало под завязку, планы составлялись огромные, графики делались один напряженней другого, потому что все теперь двигалось вперед семимильными темпами. Так что, никто и не интересовался, идет время или нет.