Замок с превращениями
Шрифт:
Бутылка была пуста. Азарий Федорович потер затылок, который мерз уже триста лет, и натянул любимую шерстяную чеплашечку, придававшую его облику вполне артистический вид, что позволило Крюкову еще сорок лет назад числиться профессором искусствоведения по французским средневековым шпалерам и гобеленам, благо их сохранилось не так много и большую часть из них он видел наяву, а несколько шпалер даже имел в собственной коллекции. Но нельзя дважды входить в одну и ту же реку. Скучно, во-первых, а потом он стал столь редким специалистом, что за консультацией к нему ездили из многих стран мира. Его сделали почетным доктором многих университетов, и засиживаться долго в живых было нельзя. Другое дело тренер по плаванию. Впрочем, и тут председатель федерации нет-нет да и спросит: не трудно ли ему, не пора ли на заслуженный отдых, а директорша-язва спорткомплекса предложила даже устроить
Азарий Федорович вытащил из кармана содовые таблетки, проглотил сразу две штуки, чтобы хоть как-то заслониться от изжоги. Он взглянул на свою светло-шоколадную ладонь, изрезанную затейливой сетью морщин, и задумался. Век от века цвет кожи все больше темнел, и его уже принимали за южанина. Однажды пьянчужка даже проворчал: "Что за черт, негры откуда-то появились?!" Крюков рассердился и заставил пьяницу шагнуть в открытый люк телефонного колодца, где несчастный сломал руку, ногу, девять ребер и голову, но, к счастью, поправился, напрочь забыв о встрече с "негром". Конечно, пьяница не виноват, а Крюков погорячился, это ясно.
Закончив карьеру профессора искусствоведения, Крюков работал экскурсоводом в областном художественном музее. Городок был небольшой, музей хороший. Здесь Крюков вознамерился пополнить знания своих новых сограждан. С художниками он, кроме Веласкеса, Гогена и Леонардо, больше ни с кем не встречался, зато хорошо знал Шекспира, Дюма и Гете и про них он мог рассказывать часами. Особенно заслушивались молодые девушки, некоторые даже записывали, и это льстило Крюкову. Месяца три все шло хорошо, и вдруг разразился скандал. На его экскурсию забрел местный профессор Найденов и, послушав, возмущенный заявился к директору музея: какое, мол, имеет право экскурсовод Крюков морочить мозги честной аудитории, рассказывая о том, как он пьянствовал с Гогеном, Дюма и Шекспиром, да еще чернить светлое имя Леонардо, который якобы для изучения анатомии использовал живых людей, приговоренных к смерти. Директор Махруев попросил профессора все это записать на листочке бумаги, что профессор и сделал, подписавшись: доктор филологических наук Федор Федорович Найденов. Директор музея ознакомил Крюкова с заявлением профессора.
– Я этой бумаге ход не буду давать, - с намеком сказал Махруев, пряча заявление в стол, - но вам надо уладить этот инцидент с Найденовым. Надо быть скромнее, а то я с Дюма, я с Гогеном! Я вот с завотделом обкома на рыбалку езжу. А на рыбалке, сами понимаете, за ухой... Вот! Да и потом в обществе у нас употребляется другое местоимение: мы!.. Надо быть скромнее!..
– А бумага эта каким числом датирована? - спросил Крюков.
– Числом?.. - Махруев достал бумагу, но на ней ничего не было, чистый лист. Махруев переворошил весь стол, но криминальной бумаги не нашел.
– Ладно, я разберусь с этим инцидентом! - заверил он Крюкова.
На следующий день Махруев пригласил к себе Найденова и снова попросил написать пропавшее заявление. Однако не прошло и полчаса после ухода профессора, как все написанное Найденовым исчезло. У Махруева стало дергаться правое веко, причем оно дергалось так, что получалось будто Махруев подмигивает. Это еще больше осложняло его положение, особенно в разговоре с начальством.
Почти в тот же день, когда Махруев попросил Найденова написать заявление вторично, к профессору прибежали перепуганные студентки. Они не смогли найти его статью, которую Найденов приказал им законспектировать. В сборнике на той странице, на которой должна была начаться статья Найденова, сияла белейшая пустота.
– Издательский брак! - изрек самоуверенно Найденов, - найдите другой экземпляр!..
Студентка Минерва Галимзянова, старшая дочь Венеры от последнего брака в порыве любви к профессору перерыла все библиотеки: во всех экземплярах на указанных Найденовым страницах царила девственная белизна. Профессор попробовал было раскрыть свою собственную книгу, из которой у него постоянно торчали закладки, но и она была пуста. Тексты Найденова исчезли из всех его книг и статей. Причем цитаты из других авторов оставались нетронутыми, и вследствие этого книги Федора Федоровича представляли собой плачевное зрелище. Говорят, нашлись злые языки, которые подсчитали количество цитат у профессора, тем более что сделать это теперь было нетрудно. Найденов написал даже заявление в Комитет государственной безопасности, приписав случившееся проискам буржуазных философов, а также доценту Казьмину, который осмеливался публично критиковать работы профессора. Не получив ответа из КГБ, профессор подал на Казьмина в суд, но к производству дело не взяли,
Крюков, решивший поначалу столь безобидно наказать своего доносчика, теперь затосковал. Его беззлобная на первый взгляд затея разрасталась уже в великое зло, ибо на карту была поставлена судьба человека, так как Найденова хватил удар и "скорая" увезла его в больницу. Пришлось вернуть тексты "бессмертных сочинений" Найденова обратно и сделать так, чтоб все об этом как можно скорее позабыли.
В те дни Крюков не находил себе места. Он, добровольно отказавшийся от злых деяний, тоже готов был поверить в то, что чья-то сильная рука, прознав об этом, нарочно подставляет его в такую ситуацию. Да и было кому. Еще лет триста назад, выйдя на широкую профессиональную дорогу, Азриэль основал профессиональный СТД (Союз тихих деятелей), "тихушники", как их звали в Поднебесной. Они творили зло втихую, без воплей и шума, как это делали тут же объединившиеся в свою организацию "шумовики" из Союза шумных деятелей. А теперь, пронюхав настроения Крюкова, члены правления СТД решили сделать все, чтобы не произошло утечки информации. Из СТД просто так не уходят и уж тем более, в Вечернюю страну, куда собрался рвануть Крюков.
Нервотрепка с Найденовым столь чувствительно отозвалась в Крюкове, что он не только ушел из музея, но и вообще переселился в Копьевск, став тренером по плаванию.
Часы пробили четыре утра. Крюков вздрогнул. Больше всего на свете он боялся петухов и часов с боем. "Кошмар наяву", - как сказал бы Петухов-отец. Надо же, и фамилия у него неприятная, бр-р-р!.. Может быть, любимый СТД почувствовал опасность и начал тихую войну против своего учителя и Мага. Сопляки!.. В Правление набилась молодежь, и они считают, что с ним можно как со слепым котенком, в ведре утопить?..
Буквально через день после встревоживших его мыслей Крюков привычным логическим методом установил, что "шумовик" скорее всего обитает в его же доме. Скорее всего "шумовик", уточнил Азарий Федорович, потому что "гул", услышанный им, шел на низких частотах, у "тихушников" частота звука высокая, благородная. Да и вряд ли "тихушники" послали своего присмотреть за ним. Во-первых, Креукс тотчас бы "своего" раскусил по тем неуловимым признакам, которыми обладают все "эстэдэшники", а кроме того, мог бы разразиться скандал, ибо никаких фактов у СТД пока нет, а наблюдение и прослушивание жизни Великого Мага запрещено Высшим Законом. Засушили бы их, как бабочек, и отправили в Гербарий. Креукс любил бывать там. "Надо же, - думал он, разглядывая какого-нибудь деятеля прошлых времен, - в этой сморщенной фигурке бушевал некогда дьявольский огонь?! Его боялись, при его имени трепетали целые народы?! Слова его с благоговением произносили миллионы простых смертных?! И вот теперь этот тиран наколот, как бабочка или червяк, и красуется униженно в своем бархатном гнездышке?! Нет, мы на эту булавочку не попадемся!.." Итак, кто же, кто же?! Петухов-отец?! Диссертацию он не пишет, а сидит в темноте, изрекая допотопные афоризмы... Не пишет, а прослушивает, прослушивает! - воскликнул Крюков. - Но тогда выходит, что и Маша заодно с ними, с этой выжившей из ума актрисой?! Боже, как трудно при этой демократии, когда все равны, никакой иерархии, каждый делает что ему вздумается, а Старик одни детективы читает. И словечко подкинул "плюрализм", плюй кто хочет, куда хочет, на кого хочет. Плюйские идейки!..
Крюков хоть и нервничал, но успел подсадить Лаврова в карету. Но связь вдруг оборвалась, а мальчишка все время читал книгу. Конечно же, любовь движет миром на земле, "шумовики" этого не понимают, а Азарий Федорович понимает... Нет срока давности на преступления! Я им покажу, нет срока давности!.. Есть, двадцать лет для смертных и сто для них, Деятелей. А сто лет прошло, и за ним ни одного трупа. Ни од-но-го!.. Пусть слышит, как я смеюсь, пусть знает!.. Ох, Эльжбета, Эльжбета, устал я, если б кто-то знал, как я устал!.. Как я тоскую по тебе, Эльжбета!.. Ты ведь слышишь меня!.. Я знаю, что слышишь!.. Слышишь и молчишь... И это страшнее всего!..