Замок (сборник)
Шрифт:
Магда тряхнула головой, чтобы привести в порядок мысли. С каждой минутой эта история становилась все более невероятной.
— Но рукоять? Где она? Как выглядит?
— Ты тысячу раз видела ее изображение на стенах замка.
— Кресты! — сообразила Магда. Значит, это все–таки не кресты! Они скопированы с рукояти! Тогда ничего удивительного, что поперечина расположена так высоко! Она годами смотрела на них, но даже близко не подошла к разгадке. И если Моласар — или она теперь должна называть его Расалом? — действительно являлся источником легенд о вампирах, становится ясным, почему его страх перед рукоятью превратился в легендах в страх перед крестом. —
— Зарыта глубоко в подземелье. И пока она в стенах замка, Расалом не сможет его покинуть.
— Но все, что ему нужно, это вырыть рукоять и избавиться от нее!
— Он не может прикоснуться к ней, даже близко подойти.
— Значит, он навечно в ловушке.
— Нет, — очень тихо ответил Гленн, глядя Магде в глаза. — Вместо него это может сделать твой отец.
Магде стало худо, ей хотелось крикнуть «нет!» во всю силу легких, но она не смогла. От слов Гленна она прямо–таки окаменела. Но это была правда, и отрицать ее девушка не могла.
— Позволь объяснить тебе мою точку зрения на происшедшее, — прервал Гленн затянувшееся молчание. — Расалома выпустили в первую же ночь пребывания немцев в замке. У него тогда хватило сил убить только одного солдата. Потом он отдыхал и приглядывался к обстановке. Изначально, я думаю, он собирался убивать их по одному и питаться отчаянием и страхом, постоянно растущим среди оставшихся в живых после каждого очередного убийства. Он вел себя крайне осторожно, не убивая слишком много за раз, и не трогал офицеров, чтобы остальные не разбежались. Вероятно, он надеялся, что произойдет одно из трех: либо немцы настолько озвереют, что взорвут замок, и таким образом Расалом окажется на свободе, либо будут вызывать подкрепление, поставляя ему тем самым жертв. И третье: он найдет какого–нибудь ни в чем не повинного человека и перетянет на свою сторону.
— Отца. — Магда едва слышала собственный голос.
— Или тебя. Судя по твоим рассказам, Расалом во время своего первого появления рассчитывал именно на тебя. Но капитан убрал тебя из замка, и ты оказалась вне пределов досягаемости. Тогда Расалом остановил свой выбор на твоем отце.
— Но он мог использовать кого–нибудь из солдат!
— Видишь ли, он черпает силы и тогда, когда ему удается уничтожить все хорошее, что есть в человеке. Разрушение, подрыв и уничтожение моральных и духовных ценностей порядочного человека дает ему гораздо больше сил, чем тысяча убийств. Это для Расалома просто пир! И тут солдаты для него бесполезны. Ветераны польской и других кампаний с гордостью убивали во славу своего фюрера. И уничтожили немало людей. Для Расалома они не представляли практически никакой ценности. А прибывшее пополнение — охранники из концлагерей! В них и так не осталось ничего человеческого, что можно еще разрушить! Немцы годились только на то, чтобы использовать их в качестве шанцевого инструмента.
— Шанцевого инструмента? — не поняла Магда.
— Ну да, чтобы вырыть рукоять. Я подозреваю, что та «тварь», которая шаркала по подземелью, когда твой отец прогнал тебя, была никакая не тварь, а группа мертвых солдат, возвращавшихся к своим саванам.
Ходячие мертвецы… сама идея была слишком гротескной, слишком фантастичной, чтобы принять ее всерьез, но девушка хорошо помнила рассказанную Кэмпффером историю о мертвых солдатах, которые прямо с того места, где их убили, промаршировали к нему в комнату.
— Но если он может заставить мертвецов двигаться, почему не может приказать одному из них избавиться от рукояти?
— Невозможно. Рукоять разрушает его чары. Труп тут же станет снова недвижим,
— Но разве Расалом не потеряет над отцом власть, как только тот коснется рукояти?
Гленн грустно покачал головой.
— Пойми, ведь твой отец помогает Расалому по своему желанию… и с большим энтузиазмом. Он сможет легко завладеть рукоятью, потому что действует по своей собственной воле.
У Магды все помертвело внутри.
— Но ведь отец ничего не знает! Почему ты не рассказал ему?
— Потому что это его битва, а не моя! И потому что я не мог рисковать и дать возможность Расалому узнать, где нахожусь. Не говоря уже о том, что твой отец не поверил бы мне — ведь он возненавидел меня. Расалом проделал с ним мастерскую работу, постепенно разрушая его сущность, пласт за пластом уничтожая все то, во что он верил, что было для него свято, оставив лишь эгоизм.
Так оно и есть. Магда все видела собственными глазами и боялась поверить в случившееся. Это была правда.
— Ты мог помочь ему?
— Возможно. Впрочем, сомневаюсь. Твой отец вел борьбу не только с Расаломом, но и с самим собой. В конечном итоге против зла каждый вынужден выступать в одиночку. Твой отец нашел оправдание тому злу, которое чувствовал в Расаломе, а вскоре нашел в нем решение всех своих проблем. Расалом начал с веры. Он не боится креста, но притворился, что боится, вынудив старика поставить под сомнение все наследие предков, вера и духовные ценности вашего народа потеряли для него смысл. Затем Расалом спас тебя от насильников — лишнее доказательство гибкости и быстроты его ума, — сделав таким образом твоего отца своим должником. Дальше Расалом пообещал ему уничтожить нацизм и спасти ваш народ. И наконец, завершающий удар — излечивает отца от болезни, мучившей его многие годы. Теперь у него есть послушный раб, готовый сделать все, что он скажет. Он не только уничтожил человека, которого ты называла отцом, но превратил его в послушный инструмент, который выпустит самого страшного врага рода человеческого из стен замка.
Гленн попытался сесть.
— Я должен остановить Расалома раз и навсегда!
— Да пусть идет, — махнула рукой Магда, ошеломленная несчастьем, случившимся с ее отцом по его же вине. А выстояла бы она или кто–нибудь другой перед такой атакой на свое «я»? И она продолжала: — Расалом уйдет, отец избавится от его влияния, и мы пойдем дальше своим путем.
— Да не будет у вас своего пути и жизни не будет, если Расалом выйдет на свободу!
— Но что такого может сделать Расалом, чего еще не сотворили Гитлер и Железная гвардия?
— Да ты не слушала меня! — сердито воскликнул Гленн. — Как только Расалом выйдет на свободу, Гитлер покажется тебе ребенком, с которым вполне могли бы играть твои дети!
— Ничто не может быть хуже Гитлера! — воскликнула Магда. — Ничто!
— Расалом! Он хуже! Неужели ты не понимаешь, Магда, что даже при Гитлере, каким бы чудовищем он ни был, все же есть надежда! Гитлер всего лишь человек. Он смертен. В один прекрасный день он умрет или его убьют. Возможно, завтра, возможно, через тридцать лет, но он умрет! Он контролирует лишь малую часть мира. И хотя сейчас кажется непобедимым, ему еще предстоит столкнуться с Россией. Британия по–прежнему сопротивляется. Еще есть Америка, и если американцы решат повернуть свое производство и людей на войну, ни одна страна, даже гитлеровская Германия, не сможет им долго противостоять! Так что, как видишь, даже в этот мрачный период жизни остается лучик надежды.