Замок Шамбла
Шрифт:
О.: Да, седьмого или восьмого августа.
В.: А когда он совсем выздоровел?
О.: Его выздоровление началось в конце августа.
В.: Приходил ли к вам кто-либо в полночь первого сентября 1840 года?
О.: Не знаю, я спала.
Председатель напоминает свидетельнице слова, слышанные от Мари Будон несколькими свидетелями: «Он счастлив, что у него такая жена; будь я на ее месте, я
СВИДЕТЕЛЬНИЦА: Никогда не слышала ничего подобного.
В.: Знали ли вы, что от яичницы, приготовленной вашими слугами, ваш муж опасно заболел и даже жаловался на отравление?
О.: Никогда не слышала об этом.
В.: Однажды в Шамбла, наблюдая за работой молотильщиков, вы обронили при Обрие такую фразу: «Хорошо, если бы моего мужа измолотили, как зерно».
О.: Обрие? Кто это? Я не знаю этого человека.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Пристав, позовите Обрие.
Явился свидетель Обрие.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Вы узнаете этого человека?
ГОСПОЖА Марселанж: Я никогда не говорила с ним, но видела его.
В.: Как же он мог сказать, что слышал от вас эти слова и что вы говорили с ним?
О.: Я не могла этого знать.
В.: Но сознаетесь ли вы, что говорили с ним?
О.: Обрие никогда не был моим доверенным лицом.
В. (обращаясь к Обрие): Вы слышали от госпожи Марселанж переданные вами слова?
О.: Слышал.
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Нет.
Обрие рассказал подробности этого разговора. Госпожа Марселанж перебивала его на каждом слове; она уже не боялась говорить громко, она смотрела прямо на Обрие.
– В какое время, — сказала она, — вы слышали от меня эти слова, в котором часу?
ОБРИЕ: Ах! Времени я не знаю.
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: А год?
ОБРИЕ: Кажется, это было в месяце…
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Начнем с года.
ОБРИЕ: Это было в месяце…
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Скажите год! Год! Нам нужен год!
ОБРИЕ: Это было после смерти вашего отца.
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Этого недостаточно. Скажите год. Говорите же, нам нужен год!
Госпожа Марселанж точно так же отказалась от слов, которые от нее слышала Марианна Морен: мне хотелось бы, чтобы мой муж, экипаж и лошади свалились в пропасть.
Марианна Морен уверяет, что
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Я даже не знала эту женщину.
Маргарита МОРЕН: Вы меня не знаете, а я пасла ваших коров в Шамбла.
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ: Может быть, но я ее не знаю. Притом я не могла говорить ей подобных слов. Я по природе своей неразговорчива, особенно со слугами. Где же это я говорила?
Маргарита МОРЕН: На вашем дворе, около дверей; я видела вас у входа.
ГОСПОЖА МАРСЕЛАНЖ, (надменно): Разве я служила когда-нибудь привратницей?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Известно вам, что анонимное письмо было написано и отправлено в Мулен господину Марселанжу-старшему?
О.: Нет.
В.: Вы не слышали об этом?
О.: Нет.
В.: Хотите, я вам покажу?
О.: Как вам угодно.
Свидетельница, взглянув на письмо, сказала:
– Я не знаю этого письма.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Не находите ли вы в почерке этого письма сходства с вашим почерком?
О.: Нет.
В.: Не замечаете ли вы, что первая буква написана точно так же, как пишете ее вы?
В.: Нет.
Господин Бак: Вот при деле письмо госпожи Марселанж мэру Берже; вы узнаете его?
О.: Узнаю.
В.: Не посылали ли вы Бессону в тюрьму еду и вещи?
О.: Я посылала ему каждый день обед и один раз отослала тюфяк.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: Однако вы тогда знали, что его обвиняли в убийстве вашего мужа?
О.: Я никогда не могла поверить, что он виновен. Я видела его у себя в доме в восемь часов вечера, когда он ужинал и шел спать.
В.: Вы его видели, когда он шел спать?
О.: Нет, я вышла провести вечер у вдовствующей графини ла Рош-Негли, моей тетки.
В.: В котором часу вы вернулись?
О.: В девять часов.
В.: Не приходил ли к вам Арзак просить прощения за какой-то проступок?
О.: Тогда я в первый раз видела этого человека. Я послала его к Жирону, стряпчему из Пюи.
В.: Не приказали ли вы накормить его и напоить?
О.: Господин Берже был также внимателен к моим слугам, поэтому я и велела накормить и напоить Арзака.