Замок Солнца
Шрифт:
«Нет! Такого просто не может быть! Это… это… Такого же не может быть?..» – глупо спросил я себя, продолжив движение во мраке.
Тоска, появившаяся на лоджии, усилилась, став похожей на ненасытную дыру, которой я не знал, что бросить или скормить, чтобы она успокоилась.
«Но исследования или путешествия такого рода еще не должны быть доступны людям! – заупрямился я, удрученно пытаясь хоть что-либо об этом вспомнить. – Неужели я просто убеждаю себя в этом?..»
Это продолжало терзать меня ледяными клыками сомнений, пока я неуклюже спускался вниз.
Вдруг поверхность спуска под моей правой
«Прилипло что-то, – подумал я, опасно балансируя на одной ноге. – Какая холодная, – ужаснулся я, случайно коснувшись рукой собственной ступни. – Что это?»
Прислонившись спиной к стене, я на ощупь изучил свою находку. Ею оказался лист бумаги – целый.
«Такое бывает? Или это элементарное везение? – удивился я. – Похоже, это еще одна запись».
Оставалось лишь выйти на свет и уже при нём рассмотреть то, что я нашел. Вот только возвращаться обратно мне не хотелось: подьем дался бы мне намного тяжелее, нежели скомканный спуск. Так что я продолжил осторожно перебирать ногами стертые ступени, а руками – измерять расстояние между стенами. Через какое-то время я заметил впереди желтые лучи искусственного света, лившиеся из углового коридорчика, к которому привел спуск в темноте.
«Электрический свет!» – обрадовался я, предвкушая встречу с теми, кто мог его зажечь.
Однако тут мой энтузиазм несколько поутих, просев под пониманием того, что наличие света могло быть следствием работы какой-нибудь автоматической системы. Я тихо постоял в каменном рукаве, привыкая к освещению и осторожно вслушиваясь в доносившиеся звуки ветра и моря, к которым примешивалось некое непонятное бурление. Бережно сжав свою находку, я вышел.
Комната была небольшой. В четырех ее углах находились источники того самого странного побулькивания – огромные трубы, проходившие сквозь пол и потолок. На каждой трубе было по немалому прозрачному иллюминатору, за каждым из которых бежала не менее прозрачная зеленая жидкость. Наполнявшие ее потоки пузырьки одинаково торопливо струились куда-то вниз.
Люминесцентное свечение от неизвестного раствора заливало ряды задумчиво стоявших шкафов и пустых полок, пересекаясь лишь с двумя источниками света – старой потолочной лампой, висевшей над зеленым прямоугольным столом, и разбросанными по каменному полу корпускулами, струившимися из еще одного прохода в комнате.
«Надо же! Слова становятся всё более изящными! – воодушевился я, невольно загордившись словом "люминесцентное" и озадачившись смыслом слова "корпускулы". – Корпускулы – они же фотоны?.. Это что еще такое?.. Я что, физик? – Я на секунду задумался. – Нет, это базовое знание, которое получают в школе. А вдруг я в нее до сих пор хожу? – обеспокоился я, пожалев, что не рассмотрел в том осколке зеркала хотя бы свой цвет волос. – Сколько же мне лет?»
Я недоверчиво перевел взгляд на свои руки и с сожалением понял, что они могли принадлежать как взрослой человеческой особи, так и ее подростку-акселерату. Ничего не добившись этим действием, я несмело подошел к одной из труб.
«А могу ли я быть тем самым ученым, оставившим ту запись? – ошарашенно предположил я. – Да, вполне. Могу быть и кем угодно, и чем угодно… Но я ведь даже не знаю, что такое корпускулярно-волновой дуализм! – с сомнением подумал я, вспомнив нечто, связанное с фотонами и корпускулами. – Или же я этого просто не помню…»
Во мне словно не хватало шестеренки, которая бы запустила механизм ответов. Да уж, копаться в такой памяти было сродни уборке заплесневелого шкафа, стыдливо прикрывавшего пустые места на полках вот такими затейливыми этикетками. Хотя, если честно, наличие именно этих знаний не казалось мне жизненно необходимым.
Повинуясь жгучему желанию рассмотреть, как или куда бежала светившаяся жидкость в трубе, я поискал взглядом выключатель лампы: я хотел выключить свет, чтобы мое вертикально растянутое отражение на иллюминаторе не мешало мне. Тут я недоуменно почувствовал, что упускал из виду что-то важное – то, о чём я совсем недавно думал.
Не найдя выключатель, я вгляделся через иллюминатор в стремительно бежавший вниз изумрудный поток, вихрившийся струйками зеркальных пузырьков, и предположил, что перемещаемая за гипотетически толстым стеклом субстанция была менее плотной, нежели обычная вода. Вывод был интересен – но было любопытно и то, каким именно образом я пришел к нему.
«Может, потому, что я не увидел там маслянистых завихрений? – пожал я плечами, отвечая на свой незаданный вопрос. – С чего я, кстати, вообще взял, что это правильно и этот признак действительно дает общее представление о плотности?»
Я осторожно постучал по одутловатому иллюминатору. Бульканье тотчас усилилось, словно я случайно сдвинул ютившийся в чреве трубы воздушный мешок, что сейчас же сорвался и понесся в глубь малахитовых недр. На мгновение мне показалось, что я стоял перед зеленый аквариумом, нелепо разыскивая в нём отголоски того, кто я есть.
«А если зеленая не жидкость, а позволяющее за ней наблюдать стекло? – задумался я, чувствуя, что был близок к какой-то невзначай утраченной мысли. – Стекло… Отражение! Точно! Здесь же есть мое отражение!»
Начав жадно себя разглядывать, я удрученно понял, что это было абсолютно бесполезно: всё было растянуто и размыто. Так странно… Неожиданно для себя самого я прислонился к трубе, слушая ее теплое и дремотное урчание.
«Похоже, в этом месте работает какая-то циркулирующая система. Возможно, даже рециркулирующая… О чём я вообще думаю?» – досадливо удивился я, невольно пополнив закрома своей памяти еще одними бессмысленными этикетками.
Утомившись в который раз от собственных спонтанных размышлений, я подошел к столу и уселся за него, по-домашнему скрипнув обычным деревянным стулом со спинкой. Мои босые ноги ступили на приятно согревавший бордовый коврик, явно обозначавший центр комнаты. Выключателя по-прежнему нигде не было видно, а что-либо делать иное с освещением, вроде выкручивания лампочки, мне казалось излишним.
«А вдруг выключатель такой, каким я его и не знаю?» – допустил я.
Приняв эту мысль, я мгновенно успокоился, погружаясь в чтение найденной записи. Лист бумаги, который для этого использовался, был на этот раз белым. При этом расположенный на нём с двух сторон текст был каллиграфически опрятен, содержа в себе достаточное количество элегантных витков и иных стилистических реверансов. Визуально всё было безупречно, не считая знакомых дырявых следов и небольшой надорванности с левого края бумаги.