Замок воина. Древняя вотчина русских богов
Шрифт:
У «ванны Юсупова» (как стало называться гидросооружение «глаз») была ещё одна функция. До времени, как мина замедленного действия, она не проявлялась, ожидая сокровенного часа…
Но надо возвращаться к условиям, связанным с восстановлением исторической справедливости относительно древних царей Крыма. Речь теперь идёт о третьей святыне – чаше. Находилась она под мечетью, построенной несколько десятилетий назад рядом с усадьбой «Аскерин». И достать эту реликвию любым законным способом, не повредив мечеть, да ещё в полной тайне, было делом немыслимым. Так что здесь, как и в Ливадии, ситуация
Но выход, и радикальный, был найден. Автора этого решения уже никто не помнит, но идея выхода из данного тупика была гениальна. Объявили, что мечеть из-за ветхости может развалиться и на её месте усилиями и на средства князя Юсупова будет построена новая, причём за очень короткий срок. И хотя без скандалов здесь не обошлось, дело было сделано. Мечеть быстро разобрали, построив новую, почти ничем не отличающуюся от предыдущей. Так что татарам Коккоз на Юсупова жаловаться не пришлось – своё слово он сдержал. При этом никто даже не догадался, что во время строительства из земли была извлечена чаша. Собственно, о наличии такой святыни в здешних местах прежде и не слыхивали…
Теперь чашу предстояло перенести в село Узен-Баш (ныне Счастливое) и воссоединить с усыпальницей Перуна, бывшего её истинным хозяином. Конечно, в этом месте следовало приобрести отвод земли, построить какое-то сооружение, которое бы маскировало схрон для чаши. К счастью, данное место оказалось свободным. Но оно находилось на границе с древним кладбищем, где люди попросту не селились. Поэтому вначале приняли решение построить здесь сторожку, в которой бы обитал верный Юсупову человек.
Но ситуация развивалась по-иному. Неожиданно привычная логика событий была нарушена… сыном князя Юсупова – Феликсом. Он влюбился в Сулиму. Его юношеское сердце мгновенно воспылало при виде этой восточной красавицы. Через какое-то время дочь Шариде оказалась в интересном положении, которое вскоре могли заметить многие.
Решение пришло мгновенно. В Узен-Баше стали строить дом для Сулимы. Была тщательно разработана легенда о её прошлом, естественно, трагическом, и о наследстве, оставшеся от отца. На средства этого наследства и был построен дом. Конечно – над усыпальницей Перуна. В цокольном этаже была сооружена ниша, в которой и хранилась чаша. Трудно подыскать более надёжного и верного помощника, чем Сулима. К тому же над ней, образно выражаясь, витала тень Шариде, которая, как никто, была заинтересована в сохранности чаши и тайны, касающейся этого места. Так что и здесь историческая справедливость восторжествовала.
Оставалась Ливадия. И здесь было решено применить способ, испытанный на мечети в Коккозах. Было заявлено, что дворец стар, надо строить новый на его месте. А почему именно здесь – просто очень удобное во всех отношениях место. За один год «с хвостиком», можно сказать почти моментально, старый дворец был снесён, а на его месте вырос красавец – белый императорский дворец Николая II. В центре дворца располагается итальянский дворик, с четырёх сторон оконтуренный галереей с колоннадой из белого мрамора. В середине этого дворика установлен декоративный колодец, который в последующем был заменён фонтаном. Под колодцем и находится лемех. На это место, очевидно, указывала дервиш Шариде, когда определяла точку, где захоронен один из трёх братьев-царей, сыновей Таргитая. Можно сказать, что и здесь справедливость удалось восстановить.
Три точки: Коккоз – Узен-Баш – Ливадия из простых населённых пунктов превратились в мистический треугольник. Он живой, он действующий, он ориентирован не только в прошлое, но и в будущее. Восстановив древнюю справедливость, можно говорить и о торжестве справедливости в будущем. Настоящее, как таковое, выпадало, ибо здесь справедливость перестала существовать. Она была изгнана из пределов человеческого существования на какое-то неопределённое, неизвестное людям время. Приходилось жить лишь надеждой на её торжество в будущем.
Эту надежду питали конкретные действия, выразившиеся в переносе и установлении древних святынь на их законном месте. А также устройство в этих местах конкретных сооружений: дворцов, замков, жилых домов. Каждое из которых имело и имеет свою тайную задачу. Но вот когда наступит время для того, чтобы этот мистический треугольник заработал и наконец-то была реализована его сокровенная функция восстановления справедливости? Вряд ли кто-то из тех людей, кто проектировал, строил и искал, знал это доподлинно. Слишком всё выглядело сложно, глобально и неопределенно…
4
Раздумья князя Юсупова были некстати прерваны подошедшим к нему управляющим. Очевидно, требовалось получить какие-то распоряжения, и хозяин имения с готовностью посмотрел на своего помощника.
Но Греков заговорил вдруг о Шариде. Шаманка желает проститься с князем. Очень настаивает на личной встрече. Феликс Феликсович бросил на управляющего укоризненный взгляд, мол, зачем рассказал шаманке о том, что князь собирается надолго покинуть Коккозы? Это же тайна. Её никто не должен знать!
Управляющий лишь вздохнул: «Она очень просила». Князь не мог отказать в такой просьбе человеку, столько сделавшему для него. Да что там для него – для многих, для всех… Или почти всех…
– Где она?
– В башне…
Князь и управляющий подошли к караван-сараю. И в тот же миг входная дверь, как по волшебству, распахнулась. Но на пороге стояла не Шариде, а… Пётр Коваль. Ясно было, что это шаманка призвала толмача для перевода. Феликс Феликсович только вздохнул. Ещё одни лишние уши! Впрочем, без Петра не обойтись. Коваль всегда стоял между Шариде и Юсуповыми. К сожалению, эта суфийка так и не научилась говорить по-русски. Сулима вот освоила язык, но её сейчас нет в Коккозах, а жаль.
Феликс Феликсович, общаясь с Шариде, никогда не мог быть с этой женщиной откровенным до конца по целому ряду причин. Одна из них – наличие промежуточного звена в виде переводчика. Поэтому между ними существовала некая недоговорённость, которая нередко приводила к недопониманию. Чувствовали это оба и тяготились этим обстоятельством.
Вообще, по поводу Шариде у князя Юсупова возникали всяческие подозрения. Одно из них связано с неожиданным, почти мистическим влечением его сына к Сулиме. Но удивляло даже не это, а с каким спокойствием Шариде воспринимала это известие. Она как будто была ему даже рада, но так ли на самом деле?