Замурованные: Хроники Кремлевского централа
Шрифт:
— С дозой не перебарщиваешь?
— То, что врачиха дала, вообще ерунда. Мне, чтоб заснуть, три таких надо.
— С учетом твоего наркоманского стажа, это неудивительно, — подвел итог Шер.
— Да, ладно, Слава. Я на зоне нормально спал, просто сейчас гоняю много.
— Дети есть? — спросил мошенник.
— Две жены, пятеро детей, — вздохнул Космонавт. — А у тебя?
— Дочка, — ответил Слава. — Четыре года.
— Женат?
— Жил
— Сколько лет-то ей?
— Девятнадцать. Из Нижнего Новгорода привез. Хочешь, фотки покажу? — скромно заулыбался Шер и, не дожидаясь ответа, полез в тумбочку.
На свет были извлечены драгоценные фотографии. «Девчонкой» оказалась та симпатичная барышня на морском побережье.
— Уважаю, Слава! — похотливо заурчал Заздравнов, разглядывая девушку. — А это кто такая? — спросил Леха, дойдя до Пэрис Хилтон.
— Секретарша моя, — глазом не моргнул мошенник.
— А че она такая раздетая?
— Это в обеденный перерыв.
— Славян, я тебя реально признал! Красиво на воле жил, как я… Телки, молодые, красивые…
— Люблю я все красивое и вкусное, — облизнулся Шер, довольный комплиментом.
— Я тоже дорогую одежду любил, рестораны шикарные…
— Да что ты пробовал слаще морковки? — презрительно фыркнул Слава.
— Зачем так говоришь? — обидчиво возразил Космонавт. — Видел бы ты меня семь лет назад. Я дома почти не питался. «Манхэттен-Экспресс» — клуб в гостинице «Россия», помнишь, был такой?
— Ну.
— Мы его держали. Для нас всегда там был и стол, и девочки, — мысль о еде навела Леху на размышление. — Кстати, эта, у вас на завтрак кашу дают? У нас в Лефортово давали.
— Какую?
— Ну, там разные. Когда манную, когда рисовую. Тепленькую, на молоке…
— Здесь тоже наливают, но не всем, — подмигнул мне Слава.
— А кому? — Заздравнов явно не ждал подвоха.
— Кто заявление пишет.
— Да ладно тебе… — недоверчиво махнул рукой Космонавт.
— Че «ладно»! — Шер изобразил натуральное возмущение встречным сомнением. — Здесь все через заявление: склад, передачи, посылки, каши.
— А кто не пишет?
— Кому западло, тот не пишет. Жулики, стремяги. За это не переживай, тебе уже все не западло.
— Это почему ты так решил? — напрягся Леха.
— Ты с мусорами сотрудничаешь.
— Куда ты лезешь, Слава?! Лучше скажи, как заявление писать.
— В правом верхнем углу пишешь — коменданту…
— Почему коменданту, везде же начальники?
— Это «девятка»! Здесь все по-другому.
— Извини, Слав. Лучше сразу напишу это заявление, чтобы потом ничего не напутать.
— Космонавт почесал лысую темень. — Есть бумага с ручкой?
— Дай говна, дай ложку, — проворчал Шер, вручая Заздравнову мятый листок с грубо оборванными краями и еле живой шарик. — Значит, в правом верхнем углу: «Коменданту ИЗ-99/1 в скобочках «ДАХАУ». Записал?
— Да-ха-у… Записал… А что это такое?
— Шифр тюрьмы. Теперь следующей строчкой: «Берии Л. П.».
— Знакомая фамилия. Я ее уже где-то слышал. Че дальше?
— От такого-то такого-то. Затем посередине листа большими буквами «Заявление». Готово?
— Ага. — Леша беззвучно шевелил губами, про себя проговаривая каждую прописываемую букву.
— Дальше с красной строки: «Уважаемый гражданин комендант, Лаврентий Палыч! Прошу завтракать меня манной и рисовой кашами в связи с энурезом, сотрудничеством со следствием и активной жизненной позицией. Число, подпись».
— Не торопись, я не успеваю. А последнюю фразу зачем писать?
— Как это зачем?! Чтобы обозначить, что ты встал на путь исправления, что не в отрицалове…
— Слава, а что такое инарез?
— Э-ну-рез — это общее физическое истощение, обусловленное длительным пребыванием в заключении. Ты же длительно пребываешь?
— Длительно.
— Значит, пиши. Написал? Молодец, утром отдашь на проверке.
— А вас кормят кашей? — довольный выполненной работой спросил Заздравнов.
— Кто же нас будет манкой кормить, мы ж на 51-й! Исключительно сечка! Столько сечки съели, что стыдно лошади в глаза смотреть.
— Ну, если че, я могу поделиться своей порцухой, — благородно предложил Леха.
— Не стоит, ты начнешь делиться с нами, мы начнем делиться с тобой, и что получится?
— Что получится? — Леха удивленно округлил глаза.
— Колхоз получится. А где колхоз, там голод. А у меня и так, кроме аппетита, больше ничего не осталось.
— Да хорош, Слава, — запучеглазил Космонавт. — У меня на днях мать должна приехать на свидание и передачу сделать.
— Жены не греют? — спросил я.
— Я с семьями не общаюсь, так, иногда сын один пишет, — вздохнул Заздравнов.
— Сколько ему?
— Пятнадцать.
— Родители твои где живут?
— В деревне под Тулой. У бати пчелы, на зону мне по целому бидону меда привозил.
— Леша погладил жирные губы и полез за сигаретами.