Замуж - не напасть
Шрифт:
Дружба дружбой, а денежки врозь! Кто станет торговаться в такой день? Евгения ухмыляется про себя: в корыстное время люди наживаются на всем - и на горе, и на радости!
В конце концов, регистрация её подруги, несмотря на предыдущую спешку, проходит вполне торжественно. И магнитофон марш Мендельсона играет, и заведующая с красной лентой через плечо прочувственную речь говорит, и шофер Савелий щелкает "Кодаком", снимает на цветную пленку счастливых новобрачных и их свидетелей...
Глаза молодых супругов сияют. Евгения отмечает, что Надино сияние отличается
– Поздравляю, Эдик!
– жмет руку новобрачного Валентин.
– Честно говоря, не ожидал от тебя такого шага.
Евгения слышит, как следующую фразу он уже шепчет.
– Твоей молодой жене палец в рот не клади. Это только с виду она такая тихая.
– Я уже понял, - кивает Эдик, любовно поглядывая на Надю.
– Но я такую и искал. Все эти жвачные с покорными глазами уже у меня в печенках сидят!
"Оказывается, для подстегивания чувств ему все время нужен кнут! удивляется Евгения.
– Не любит он, видите ли, покорных! Мы-то, несчастные, гасим в себе порывы гнева, возмущения, чтобы им понравиться, а они от нас, слабых, ждут силы, приказа, откровенного давления? Одна надежда, что не все!.. Надо будет подсказать подруге, чтоб держала его в ежовых рукавицах. Стоит пойти по пути её предшественниц, и прости-прощай любовь!"
– Теперь на родную фирму?
– предлагает Валентин.
– Нет, сначала я хочу познакомиться с тещей!
– провозглашает Эдуард.
– Что ты!
– пугается Надя.
– Маму надо подготавливать постепенно. Сразу для неё это будет ударом...
– Ты собираешься скрывать от неё наш брак? И долго?
– Нет, но...
– Едем! Валя, вы пока отправляйтесь на фирму без нас. Мы будем чуть позже.
– Я - с вами, - вызывается Евгения.
Надя благодарно жмет её руку.
Мать новобрачной, Людмила Артемовна, работает начальником отдела кадров кожевенного завода. Туда сейчас и направляется Эдикова "девятка".
Евгения уже была здесь раньше, потому она предлагает:
– Давайте, я схожу.
– Иди, - облегченно вздыхает Эдик, не без помощи Нади, кажется, струхнувший: кто его знает, что там за теще такая, которую боится даже его отчаянная жена!
А выглядит все на самом деле с точностью до "наоборот". Напористая, смелая Надя теряется перед тихой, всепроникающей способностью матери взывать к её совести, давить на самые болевые точки сознания, требовать к себе жалости.
– Как ты могла так поступить?
– лишь скорбно, со слезой в голосе скажет Людмила Артемовна, и Надя тут же кидается к ней.
– Мамочка, прости!
Причина размолвки может быть пустяковой, не стоящей выеденного яйца, а надрыв звучит нешуточный. Жить постоянно под страхом истерики, скандала или обморока очень трудно. Порой сдают и крепкие молодые нервы. Видимо, это "ущучил" и Володя. Он тоже играет на самых чувствительных струнах Надиной души, это потому и сходит ему с рук, что почва перед ним благодатная, многими годами истеричности взрыхленная.
Сакраментальные фразы, вроде "У тебя нет ни капли жалости" или "Ты бессердечная, холодная, грубая" и так далее, всегда пугали Надю. В разговоре о матери она как-то призналась Евгении:
– Лучше бы она меня била!
"Мозгодеры" - называет таких людей Аристов. Евгения не замечает, как поднимаясь по лестнице на второй этаж, она все время думает о ненавистном Толяне и как бы советуется с ним: что делать? Она думает и думает, даже пугается своих навязчивых мыслей: что же это он опять к ней прицепился?
Людмила Артемовна - женщина миниатюрная, хрупкая. Ей скоро пятьдесят пять, но выглядит она намного моложе. Цена, которую она когда-то себе назначила, так высока, что, похоже, женщина никогда не найдет себе "купца". Потому свою энергию и неудовлетворенность жизнью она перенесла на дочь, требуя к себе повышенного внимания и чуткости. Бедному Ванюшке в этой атмосфере остается совсем мало места.
Надина мать в кабинете одна, и на вопрос, может ли она уделить пять минут важному делу, охотно поднимается из-за своего стола.
– Дело важное - для кого?
– Для вашей дочери.
– Надежда совсем распустилась, - приговаривает она, спускаясь по лестнице, - скоро неделя, как она ночует у какой-то своей знакомой. Помогает её дочери писать диплом. Можно подумать у неё дома негде спать! Самой-то ей никто не помогал. И диплом на "отлично" защитила, и юрист, как говорят, неплохой...
Она энергично выходит первая из дверей и невольно тут же делает шаг назад, наступая Евгении на ногу.
– Ох, пожалуйста, извини!
В самом деле, её глазам предстает неожиданная картина: её дочь в выходном розовом костюме, с небольшим белым цветком в прическе - надо же было как-то подчеркнуть новобрачность!
– стоит у машины рядом с каким-то незнакомым мужчиной и неуверенно улыбается.
– Кто это?
– спрашивает Людмила Артемовна почему-то у Евгении.
– Надин муж, - охотно поясняет та; она никогда не была сторонницей потакания капризам и истерикам, и предпочитает в таких случаях шоковую терапию.
– Мамочка, ты только не волнуйся, - просит Надя, - мы с Эдиком поженились.
Но Людмила Артемовна не обращает внимания на её слова. Она все уже поняла и теперь в упор смотрит на того, кто собрался увести у неё дочь. Единственного близкого - и такого удобного!
– человека. Нет, этот мужчина не станет её союзником! Евгения представляет вполне отчетливо, как бы они с Вовиком, в две пары челюстей, жевали бедную Надежду.
Надо отдать должное Эдуарду Тихоновичу, он тоже неплохой знаток людской природы и, в том числе, женской. "Вурдалачка!" - одним словом определяет он для себя суть стоящей перед ним женщины, включая в это слово и пристрастие тещи к ярко-красной губной помаде и, как он чувствует, способность тянуть из других энергию - что почти равнозначно желанию мифических вампиров пить чужую кровь.