Замуж с осложнениями
Шрифт:
— Да ладно тебе, — глажу его по руке, а сама едва сдерживаю хохот. — Тебе же самому лучше будет.
Он кивает без энтузиазма, садится на кровать и принимается стаскивать верх от пижамы.
Эластичные бинты, конечно, уже все пропитались, правильно я на сей раз пластырь взяла. Осмотр показывает, что лечение идет впрок, но ему еще предстоит примерно кругосветное путешествие. Повторяю утреннюю процедуру, пока Азамат делает вид, что равнодушно смотрит в сторону. Наконец он заклеен вдоль и поперек, и можно прервать тягостное молчание. То есть мне-то оно не особо в тягость,
— Все, — говорю, — живи.
И топаю мыть руки. У Азамата делается какой-то уж вовсе горестный вид. Пока намыливаюсь, доходит:
— От этого крема ногти истончаются, поэтому нужно обязательно смывать, — поясняю.
— Тем более не стоит тебе в нем пачкаться, — пожимает плечами муж и принимается одеваться.
— А чего ты одеваешься? — спрашиваю. — Думаешь, я щас уйду, что ли?
Он смотрит на меня снова озадаченно. Ох, чует мое сердце, нарвусь я на очередное культурное отличие, будь они неладны.
— А ты хочешь остаться? Ну хорошо, я не против…
Присаживаюсь к нему на колено.
— Я думала, мы сегодня еще чем-нибудь приятным позанимаемся, если ты не устал.
Он коротко шевелит бровями, и взгляд его совершенно меняется. Боже мой, дошло! Ну что ж, обучаемость хорошая.
Большие способности к усвоению информации дорогой супруг демонстрирует также и в искусстве поцелуя. У меня очень быстро отключается циничная соображалка, так что я получаю от этого процесса — как и ото всех дальнейших — море удовольствия, совершенно не сравнимого с прежним опытом. Все-таки Азамат мне безумно нравится, мне горячо просто оттого, что он близко, а уж когда мы сплетаемся вместе, я плавлюсь и вовсе до жидкого состояния. Хочется прочувствовать его всего, впитать его запах и голос, силу и доброту…
— Чего ты меня все время наверх перетаскиваешь? Дай полежать!
— Боюсь придавить…
— Ну знаешь! Я не такой задохлик!
— Прости, — перерыв на поцелуй, — но так тебе точно не будет больно.
— Мне в любом случае не будет больно, у тебя мания величия, а так у меня ноги устают. Так что хватит тут разлеживаться.
На сей раз выходит еще бодрее, чем утром в машине, и не один раз. Правда, Азамат все-таки явно предпочитает быть снизу, видимо, привычные ему тамлингские девки малолитражны. В итоге я устаю первая, хотя это, конечно, прекрасная усталость, но после очередной дозы кайфа в прилежащее ядро я окончательно перехожу в горизонталь, примостившись у Азамата на плече, и отрубаюсь, как будто меня обесточили.
Солнечное утро включает меня обратно, по ощущениям — часов в десять, ровно в том же положении. Бедный Азамат, я ему, наверное, все плечо отлежала, а он, конечно, меня не спихнул бы ни за что, терпел небось. Ну да ладно, хоть сейчас спит, не подорвался никуда в шесть утра. Надо надеяться, я его вчера тоже укатала, как ту сивку.
Откатываюсь к стенке, потягиваюсь. Вставать неохота, да и незачем вроде — Азамат спит, завтрака нет и не будет, дел срочных тоже не предвидится… Наверное, я
— Доброе утро, — говорю, сладко зевая.
— Угу, доброе, — бубнит он в ответ. Я настораживаюсь:
— Что случилось?
— Ничего, — отвечает, не отворачиваясь от экрана.
— А что ты делаешь?
Он наконец-то смотрит на меня, но каким-то совершенно чужим, холодным взглядом. У меня по хребту пробегает холодок.
— Какая тебе разница? — спрашивает глухо и вряд ли ждет ответа.
Я сажусь, натягивая одеяло под подбородок: мне резко неуютно в неглиже.
— Азамат, — говорю мягко, — ты чего такой злой?
Кажется, мой вопрос только больше его сердит. Он бросает в мою сторону прожигающий взгляд и отворачивается. Господи, да что ж такое? Я вроде ничего не сделала плохого. Никому вчера не нахамила, разве только Алтонгирелу немного, но по сравнению с тем, как я с ним обычно говорю, ничего особенного. С муданжцами себя вела по струночке. Может, он что-то такое обо мне узнал в Сети?.. Что я не была замужем? Или, может, у него из-за меня какие-то проблемы с властями? Но блин, я даже ничего убедительного придумать не могу, в чем так провинилась!
— Слушай, — говорю робко, — ну не сердись, я…
Замолкаю, потому что он резко встает и в два шага оказывается прямо надо мной, резким движением поднимает руку — шарахаюсь к стенке, заслоняясь локтем, и тут он замирает. Я тяжело дышу, как после гонки.
— Ты чего? — говорит он в недоумении.
— Это ты чего? — Я вся дрожу, и голос тоже.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, протягивает руку и берет с полки над кроватью какой-то диск. Я идиотка…
Прислоняюсь к холодной стене голой спиной, вздыхаю с облегчением. Здорова же я с утра пугаться по самым идиотским поводам. До Азамата, впрочем, тоже начинает доходить.
— Лиза, — говорит он так, как будто не верит, что это он говорит, — ты что… меня испугалась?
— Ну есть немного… — отвечаю смущенно. — Ты с чего-то злой как черт, а я с утра плохо соображаю…
Он внезапно шарахает диском об стол так, что коробочка разбивается на щепки.
— Ты что вообще обо мне думаешь?! По-твоему, если я урод, то со мной и обращаться можно как угодно, и ждать от меня можно чего угодно?! Представляешь, у меня еще сохранились кое-какие остатки достоинства, трудно поверить, да?!
Я снова вжимаюсь в стенку, сметенная силой звука. Какое счастье, что каюты хорошо изолированы, еще не хватало, чтобы весь корабль слышал, как мы ругаемся. Но вот из-за чего он злится? Никак не пойму. Когда я ему на достоинство наступить успела, а? Ночью отлежала, что ли?
— Что я тебе сделала? — спрашиваю. — Я не понимаю, и поэтому мне страшно.
Он поджимает губы и снова отворачивается. Отлично. Имеется в виду, что, если моя ошибка мне не очевидна, значит, я законченная сволочь. Прекрасная тактика, если хочешь выгнать человека из своей жизни, но, к сожалению, мирного исхода не имеет в принципе.