Замуж за мажора
Шрифт:
Чувствую себя натуральным беспреданником от того, что таскаемся по такси и от того, что кроме квартиры Баркова мне некуда ее отвести, чтобы побыть вдвоем.
Не в гостиницу же нам ехать.
Этот факт неприятной кипящей жижой бурлит в крови, снова отсылая меня к отцу и его маканиям меня в говно.
Злюсь, забираясь за Аней в машину.
Я бы не стал объяснять ей весь расклад своего “положения” ни за что. Того, что мой отец шпыняет меня, как щенка, с тех пор, сколько себя помню. Об это вообще никто не
К счастью, ей и правда все равно, куда со мной ехать. Мы оба это знаем, и я буду пользоваться этим без зазрения совести.
— Что за… — психую, пытаясь разместиться на сидении так, чтобы колени не упирались в водительское кресло.
Не выходит.
Старый “пыжик” тесный, как консервная банка, а во мне почти метр девяносто.
Поймав на своем лице быстрый взгляд, усаживаюсь кое-как и интересуюсь:
— Как провела время?
Пристроившись рядом, Калинина складывает на коленях руки и пожимает плечом:
— Хорошо. А ты?
— Лучше всех.
Молчим пару секунд, и я сообщаю:
— Ты победила.
— В каком смысле? — косится на меня.
— Будем ходить, как приклеенные, — поясняю.
— Я не то хотела сказать! — выпаливает.
— Считай это рикошетом.
— Мы не маленькие, чтобы…
— Мы не маленькие, — соглашаюсь.
Мы очень даже взрослые.
Обхватив пальцами точеный подбородок, поворачиваю к себе ее голову.
— Сколько раз за этот вечер ты хотела, чтобы я тебя поцеловал?
— Не считала…
— Врешь, — шепчу у ее губ.
Глава 37
Врет, конечно.
Даже я считал. Четыре раза, и это было очевидно.
Несмотря на то, что мозги дурманит аромат ее туалетной воды, а губы щекочет дыхание, не спешу. У меня есть яйца, и они настойчиво требуют возмездия за все сданные флаги.
Вцепившись в воротник моей куртки, моя любимая девушка пытается убить последние миллиметры между нами. Тянет меня к себе, успевая слегка мазнуть своими губами по моим, когда напрягаю плечи, чуть откидываясь назад.
Не замечая, она следует за мной, пытаясь опять дотянуться до губ, но без дополнительных усилий дотягивается только до подбородка.
Твою мать.
Какие же мягкие у нее губы.
В бедро упирается ладонь.
Веселясь, чуть отклоняю голову, встречая еще одну попытку себя поцеловать, которая заканчивается тем, что ее нос от безысходности утыкается в мою шею.
Тихо хохотнув, расслабляюсь.
Кажется, только тут до нее доходит, кто у нас главный.
Вскинув голову, посылает мне возмущенный взгляд, но когда видит мою ленивую ухмылку, подается вперед и прикусывает кожу на шее, чем посылает электрический разряд прямо мне в трусы.
— Мммм… — зажмурившись, позорно выстанываю я, на что Аня отвечает еще одним укусом, только на этот раз прицельным и более уверенным.
Таким, от которого на моей шее красным, сука, маком расцветет засос.
Засос, твою мать!
В шальном угаре, сгребаю в ладони ее лицо и прижимаюсь губами к нежной горячей щеке.
— Ты что, где-то борзянки успела хлебнуть? — рычу отупело.
Побывавшее у нее во рту место горит, как клеймо, рождая у меня охеренно зверский аппетит.
— У тебя отхлебнула, Дубцов… — выдыхает, снова цепляясь пальцами за мое бедро.
Улыбаюсь.
Кажется, в этом есть доля правды. Она и правда черпает от меня плохое. Набирается наглости прямо на глазах, становясь моей релаксационной занозой в заднице.
Подняв глаза, оцениваю обстановку.
За окном проносятся центральные исторические здания, а это значит, что мы будем на месте через пару минут, потому что квартира Баркова — это самый центральный центр.
Подняв голову, с разбега толкаюсь в ее рот языком, отпуская любые попытки сдерживаться.
Уши ловят тихий стон. Склонив набок голову, соединяю наши рты так, что у самого отключаются мозги.
Я никогда так не кайфовал от поцелуев с девушкой. Не чувствовал гребаные разряды тока по всему телу.
За эти дни она научилась чувствовать меня мгновенно. Мой ритм, мое настроение, мои хотелки. То, чего хочу, когда ее целую. Выпустить пар или просто расслабиться без спешки.
Член твердеет, и мне уже страшно от того, что подбрасывает мозг: картины того, как беру Калинину во всех позах. Имея языком ее рот, представляю, как погружаюсь в ее тело по самые помидоры. Ладони горят от желания сжать ее бедро или грудь. Еще больше хочу ее рук на себе.
Жадно всосав обе нежные губы, провожу языком по ее подбородку, давая возможность вдохнуть.
Аня скулит в потолок, откидывая голову.
Кусаю ее шею, оставляя на тонкой коже аналогичный след с таким оттягом, что подо мной, блять, горит сиденье.
Калинина с шипением тянет в себя воздух, хватаясь за мое плечо через куртку.
Вот так.
— У ворот? — слышу голос водителя.
— Да, — бросаю хрипло, быстро отстраняясь и открывая дверь.
Выбравшись из машины, принимаю в лицо горсть колючих снежинок вместе с порывом ветра. Протянув руку, жду пока Аня выберется из салона, и набрасываю на ее голову капюшон.
— Перчатки где-то потеряла, — бормочет она, спрятав свою ладонь в моей, пока быстро двигаемся к воротом жилого комплекса.
— На. — Протягиваю ей свои, подводя к калитке.
Не брезгуя, Аня пакует ладони в мои кожаные перчатки, припрыгивая от холода на месте.
Холодно так, что у меня горят уши и под джинсами щиплет колени
Дую на собственную ладонь, прежде чем задубевшими пальцами набрать код на домофоне.
У меня тысяча пятьсот вариантов, как ее согреть, и горячего чая среди них нет.