Замуж за незнакомца

Манило Лина

– Давайте не будем говорить о плохом, – хмурится Илья. – Пусть все грехи останутся на совести покойника.

– Твоя правда.

Я вхожу в дверь клуба, отдаю гардеробщику пальто и спускаюсь по лестнице, где уже вовсю кипит игра за одним из столов.

Покер – отдушина и одна из немногих радостей, доступных мне.

– Сегодня не очень людно, – замечаю, завидев брата. Захар с кислой миной болтает на дне бокала виски и хмуро смотрит на меня исподлобья.

– Ты от меня что-то скрываешь, – заявляет, и взгляд его тяжелеет.

– Архипов где?

– В

сигарной комнате, – взмахивая рукой в сторону тяжёлой деревянной двери, украшенной вензелями.

Иду туда, но Захар хватает меня за плечо и разворачивает к себе.

Только ему я могу такое спустить, и он это знает. И нагло пользуется.

– Слушай, старший, – шипит, озираясь по сторонам. – Я не знаю, что у тебя за тёрки с этим типом, но мне он не нравится. От него кровью пахнет.

– А то от нас не пахнет.

– Кир, это другое, – цокает языком и морщит нос. – Мы не начинали в девяностых и в жопу никому паяльник не вставляли. Архипов… он же большую часть жизни небо только по расписанию видел, и оно у него было в клеточку.

– Захар, – тяжело вздыхаю и отрываю руку брата от своего пиджака. – Ты как маленький. Забыл, что собой представлял наш отец?

Захар выглядит так, словно его башкой в бочку с ледяной водой окунули.

– Отец был другим, – бычится, а я обхватываю рукой его шею и упираюсь лбом в его. – Другим, Кир!

– Да-да, младший. Наш отец был другим.

Я снова вру, нагло и безбожно, но Захар слишком молод и не хочет знать правду. Отец умер, когда Захару только исполнилось двенадцать, он многого не видел и не знал. В его памяти отец остался ярким божеством. Идеалом, и разочаровываться в нём брат попросту не хочет.

Сигарная комната встречает меня ароматом табака, плывущей по воздуху серой дымкой и полумраком. Останавливаюсь в двери, незаметно поправляю пистолет, висящий за поясом – с ним спокойнее. Осматриваюсь вокруг, замечаю мерно мигающий огонёк камеры – наблюдение за помещениями клуба ведётся круглые сутки. Безопасность превыше всего – это я понял в десять, когда меня украли конкуренты отца.

На тёмно-зелёные стены падает отсвет от выполненных под старину светильников, а на портрете Черчилля – большого фаната сигар – пляшут тени.

В одном из кресел сидит Архипов, пускает струйки дыма, но довольным не выглядит. Ему около шестидесяти, но только недавно его волосы начали седеть, а морщины на лице стали глубже.

Мы нечасто видимся, но я отлично знаю, каким опасным может быть этот человек.

– Кирилл Олегович, приветствую, – с усталой улыбкой поднимается навстречу и тянет руку для рукопожатия.

Мы, как два боксёра перед боем, долго смотрим друг другу в глаза, не говоря ни слова.

– Отличный клуб, сигары высший класс, – улыбается, обводя помещение руками.

– Точно для этого пришли?

– Ты изменился, – замечает, усаживаясь обратно в кресло, я занимаю место напротив. Вытягиваю ноги, откидываюсь на спинку и смотрю прямо на Архипова.

Его опасно выпускать из поля зрения.

– Мне уже тридцать шесть, не восемнадцать.

– Да уж не восемнадцать, –

короткий булькающий смешок вылетает из его горла, и пухлые губы смыкаются вокруг сигары. – К такому сосунку я бы и не пришёл.

– Мне вообще удивительно вас здесь видеть, – веду плечами, разминаю шею и подаюсь вперёд, упираясь локтями в разведённые колени. – Может быть, оставим обмен любезностями и перейдём к сути? Меня там покер ждёт.

Архипов берёт со столика бокал коньяка, смотрит на меня через тёмную жидкость и делает большой глоток.

– К сути так к сути, – растягивает губы в усмешке, а глаза остаются ледяными. – Я умираю.

Давлюсь воздухом и кашляю до слёз из глаз. Неожиданное признание.

– Я тут при чём?

– Что, даже вежливого сочувствия не выкажешь?

– Оно вам так необходимо?

К смерти я отношусь просто. Стараниями отца, готовившего меня в наследники. Я видел столько дерьма, столько крови, что меня мало чем можно удивить. Но сейчас я в замешательстве – не могу понять, за каким чёртом Архипов полез ко мне со своей предсмертной речью.

– Ты умный мужик, и мне от тебя не фальшивая херь нужна, и не слёзы.

– Тогда что?

– Женись на моей дочери.

***

«Женись на моей дочери», – проносится в голове, воспоминания стираются, картина мира меняется.

Я снова в помпезном зале, а от запаха цветов начинает ломить виски. Когда же это кончится?

Женщина в розовом терпеливо ждёт, пока Тина станет под аркой и можно будет начать церемонию. Ждут и гости. Напряжение разливается в комнате, и его аромат – острый, насыщенный, густой – заглушает всё. Колкий взгляд вонзается в затылок, я оборачиваюсь и вижу Рустама Алиева, глядящего на меня, словно я червяк под лопатой.

Но стоит посмотреть прямо на него, Рустам растягивает губы в улыбке, хищно раздувает ноздри и смотрит на идущую по проходу Тину. Его взгляд… не такой восторженный, как у Захара. Алиев смотрит на девушку с неприкрытой похотью, глаза щурит и стирает что-то с уголка губ, будто бы действительно слюни пускает.

С семьёй Алиевых мы давно ведём бизнес – ещё с тех времён, когда отец начинал, а уже после передал всё мне. Из всех Алиевых именно Рустам кажется мне самым скользким. Ему двадцать семь, у него звериная хватка, никаких тормозов и тяжёлый взгляд из-под слегка набрякших век. Невысокий, весь какой-то узкий и вечно напряжённый, рядом с ним хочется достать пистолет и готовиться к обороне.

Мы росли вместе – дети закадычных приятелей Тимура Алиева и Олега Раевского, но сами друзьями не стали. Слишком разные, да и по возрасту Рустам всегда был для меня шкетом, наглым и гнилым.

Даже сквозь музыку слышен стук каблуков по мраморному полу. Они нарушают ритм и отсчитывают секунды.

Наконец Тина оказывается рядом, маленькая и серьёзная, а красивые губы всё так же плотно сжаты. Моя невеста напряжена, хотя всеми силами пытается казаться невозмутимой, но от неё волнами исходит бешеная энергетика гнева и страха. Бурлит внутри огненной лавой, пытается прорваться наружу.