Замужество Татьяны Беловой
Шрифт:
— Не сбивай ты ее, Борька!.. Ты слушай дальше. Заказало нам эту центрифугу одно предприятие. Наша задача — дать принципиальную схему. Ее предложил еще Алексеев до своей командировки, и шефу она понравилась. — «Шеф» — это начальник всего сектора профессор Снигирев, а кто такой Алексеев, я не знала. — Но тут приходит из КБ сын Игната Николаевича, ему поручено было проектировать центрифугу, и стал плакаться: это сложно, а это надо бы упростить. — Я знала, что брат Лидии Николаевны, Игнат, работал начальником цеха на нашем заводе, его сын Павел — инженером в конструкторском бюро. Даже их отец, старик лет семидесяти,
— Недоучла и проявила потерю бдительности! — ехидно бросил Туликов.
— Во-во. Павел продемонстрировал здоровую инициативу в удешевлении конструкции облегчил несущую раму. А Игнат Николаевич пошел по следу сына, вместо качественной стали поставил сталь три. Вот и получили «экономию»!
— Что же теперь вам будет? — спросила я.
— А ничего! — ответил Туликов.
— Вот в этом-то все дело, — почему-то с сожалением сказала Женя.
— Теперь финишный рывок делаем, — договорил Туликов.
«Рывок» этот был беспорядочным, суетливым и полным взаимных препирательств. А центром его — наш с Лидией Николаевной стол, с которого сходили готовые кальки.
Почти ежедневно приходил Павел Игнатьевич, окончивший институт вместе с Женей. С порога громко говорил:
— Привет науке!
Он был обижен тем, что Снигирев забрал из КБ чертежи, велел исправлять их прямо в лаборатории. Но вида Павел старался не показывать, каждый раз придумывал какой-нибудь предлог, чтобы посмотреть наши кальки. Лидия Николаевна безжалостно говорила ему:
— Ты, Павлуха, доказал свою неграмотность, так теперь не мешал бы людям, а то еще что-нибудь у себя в бюро проворонишь за этой заботой!
Приходил изредка Игнат Николаевич, значительно и коротко говорил:
— Материальные ценности создаются у нас, на конечном этапе производства. Без нас ваши идеи — мыльный пузырь…
— Им хоть кастрюли делать, — подхватывала сестра. — Только бы побольше да подешевле.
Но Игната Николаевича было нелегко сбить. Он придирчиво перебирал кальки и обязательно выторговывал у Суглинова или Локотова какое-нибудь упрощение в технологии изготовления центрифуги.
Лидия Николаевна то была на стороне лаборатории и тогда вместе с другими говорила Павлу:
— У тебя, племянничек, как у русского мужика: пока гром не грянет… Но ты дрожи, а фасон держи, — то за брата, то за племянника. Ученые, они такие… Им наплевать, как и кто своими руками их гению подсобляет.
Или просто говорила:
— Хорошо быть троюродным племянником побочного папаши! Нам хоть воздух дай скопировать — сделаем и ухом не поведем!
Работа была срочной, и готовые кальки мы относили прямо в цех. Там в стеклянной конторке возился Николай Ильич Антипов — юркий седенький старичок в очках с металлической оправой. Прямо-таки настоящий
— Ты, Петюша, следующий раз совсем деталь не зажимай: тогда тебе уж не палец поцарапает, а всю руку оторвет.
У паренька краснела даже шея. Так же внешне насмешливо относился он и к сыну и к внуку:
— Вы, ребятки, главное, не тушуйтесь. Запороли раз, запорите и второй. Вы, главное, не забывайте, что все теперь ваше: что хотите, то и делайте! А ты, Игнаша, как начальник, покрывай бракоделов, выгораживай до последнего. Чтобы комар носу не подточил!..
А Лидию Николаевну он называл «Козой».
— Ты смотри, Коза! Они врут всей семьей, прославить меня хотят, а ты уж копирочки точно снимай с их ошибочек. Напишешь пером, они и топором не вырубят!
Но со стариком младшие Антиповы почему-то не шутили, как друг с другом или с товарищами. Слушали его уважительно, никогда не возражали, Так и чувствовалось, что он у них глава семьи.
И я очень скоро поняла, что насмешки насмешками, а все Антиповы огорчены аварией с центрифугой, стремятся быстрее ее восстановить и не сваливают вину друг на друга. Им нелегко говорить об этом случае. Но без смеха не обойтись: он и защита, и способ размышлять, а то и средство нападения.
В лаборатории по-разному относились к аварии. Яков. Борисыч вспоминал о ней от случая к случаю, он был занят чем-то своим. Коробов откровенно осуждал:
— Это, Евгения Иннокентьевна, недопустимое легкомыслие, если не хуже. На четвертом году работы в должности инженера — и такое!..
Женя бледнела, зло кивала на Локотова: — А вы ему, ему скажите! Последнюю-то подпись он ставил.
Коробов укоризненно качал лохматой головой:
— Детский приемчик, Евгения Иннокентьевна.
Тогда Женя выбегала из лаборатории, хлопнув дверью.
Локотов был подчеркнуто внимателен ко всему, связанному с центрифугой, но никогда не начинал разговора о ней, если к нему не обращались. Был как бы вместе со всеми и одновременно где-то в стороне. Лидия Николаевна однажды с укоризной заметила:
— Симпатия-то твоя, на которую ты глаза пялишь, мог бы центрифугой побольше заняться. Себе на уме мужичок!
— У него без того дела хватает. Для такой простой работы и другие есть.
Она помолчала, пристально вглядываясь в меня.
— Глупа ты, что ли? Нет, не похоже. Не понимаешь, что без центрифуги работа у заказчика стоит? Посмотри, как все наши вокруг нее крутятся! — И прищурилась: — Или рыбак рыбака видит издалека?..
7
Получилось все у нас с Анатолием как-то до удивления неожиданно и просто.
Однажды я вышла после работы на улицу, медленно двинулась к автобусной остановке, чтобы ехать на Финляндский вокзал. Шла себе и смотрела на раскрытые окна домов, желтых от солнца, на женщин в легких летних платьях, на мальчишек-велосипедистов, на продавщиц мороженого в белых фартуках: был по-летнему жаркий конец мая. Немного устала и ни о чем не думала, и это было приятно. Решила, что попробую сегодня вечером впервые выкупаться в озере. И вдруг сзади слышу. голос Локотова: