Замыкание
Шрифт:
Пролог
Эти торопливые шаги на грани панического бега. Не важно, изящные туфли или лакированные штиблеты, гуччи или прада — беспокойство звучит одинаково.
В такт заполошного сердцебиения, беспокойство переносят в кожаных портфелях и сшитыми в роскошные гроссбухи, в записках на листке или тщательно проговаривая наизусть запомненный текст.
Они смотрят наверх, бегут по лестницам к небу — вся эта высокородная шваль с длинными династиями и древними гербами, за которой не осталось сил и влияния решить проблемы самим.
Где-то на этом пути им
И тогда, скромными и покорными просителями, они придут к нему. Как в банк — желая взять власть, счастье и удачу взаймы.
Никакой пошлости, вроде золота или денег. Он этим не торгует.
Смерть врага? Решение судебного спора? Богатого жениха княжеских кровей? Ну же — придумайте страсть поинтереснее, замысел помасштабней! Распахните душу, полную обид и амбиций, дайте волю эмоциям! Здесь вас возьмут за руку и проведут к мечте.
Только не забудьте, что все имеет свою цену. Не деньгами и золотом, разумеется. И даже не обещаниями преференций и лояльности — ну что за наивность, когда их уже держат за глотку и не отпустят никогда?
Впрочем, они сами настаивают на «всем, что угодно!», когда стоят перед ним — надеясь, что это просто речевой оборот. С замершими, словно камень, лицами, они ведь просто декларируют серьезность своих намерений, рассчитывая на благородство и честь уважаемого господина. Что может попросить убеленный сединами честный семьянин и крайне влиятельный в империи человек?
О, никто не оставался равнодушным — и лица просителей белели от ужаса и краснели от гнева. Он забавлялся, придумывая им плату, пытаясь найти ту грань, когда проситель не стерпит и развернется, с грохотом захлопнув за собой дверь — и всякий раз принимал согласие.
Кусая губы и тщательно забывая про честь и совесть, все эти отчаявшиеся и взвинченные, жаждущие мести или красивой жизни, справедливости для себя или не справедливости для врагов, покорно вставали на колени и целовали гербовой перстень на его руке.
Потому как не было другого выбора — последние шаги к небу завершались во дворце первого советника Императора. Тот мост, что соединяет вечно занятого самодержца с просителями, было никак не обойти.
Все привыкли, что можно обратиться к нему — и его устами ответит престол. Равно как и его просьбы невольно приравнивались к словам, сказанным с возвышения в Андреевском зале Кремля — и услугу оказывали даже не советнику, а Самому. За что Сам, сам того не зная, мог отблагодарить, попросив за угодившего ему князя кого-нибудь еще. И все оставались крайне довольны. В особенности — император.
Внешняя политика, ближний восток и царапающее эго — вот что интересовало самодержца. Что ему до мелочей внутри страны? До скучной экономики, которая из года в год одна и та же — растет себе на пару процентов. Цифры скажут — все хорошо, все идет по плану.
И государь вновь с азартом вцепится в чужие пески и джунгли, двигая фигурки по военным базам на других континентах.
Ведь какая разница, в чьи карманы пойдут эта пара процентов перемен, в какой трагедии они уцелеют, а что из награбленного впишут в ведомость доходов? Тут, в столице, не слышны раскаты княжеских междоусобиц, а ветер не доносит пепел сгоревших городов.
А если вдруг случится что, и император вдруг заинтересуется, то непременно спросит у своего первого советника, доставшегося ему еще от отца — тень уважения которого не позволит усомниться в нем и его словах.
В империи все хорошо — ответят ему. И эти пожары за горизонтом — не более, чем горящий лес, который надо сжечь, чтобы возделать поле. Лес тот принадлежал вольнодумцам и опасно усилившимся князьям, а новые хозяева — верны трону и уже поклонились изрядным количеством золота, на которые можно заложить новые корабли. Мудрость и всезнание будет в глазах советника, истово служащего родине. Как можно не одобрить чужие хлопоты о собственном благополучии?
Вот и Император одобрит, в милости своей непременно приказав позаботиться о жителях разоренного леса. И вновь отправится двигать подводные лодки и авианосцы, вертолеты и боевые отряды по карте мира — большие игрушки в самой большой и интересной игре.
А советник продолжит вручать изящные девичьи ладони в руки князей, шептать слова одобрения, делать намеки и дергать за нити глобального кукольного театра, фигуры которого сами приходят к нему и сами привязывают свои руки веревками — до крови и без шанса снять.
Иногда советник шутил про самого себя, что не окажись императора вовсе — никто бы и не заметил. Даже дети и внуки императора приходили не к отцу, а к его советнику, интригуя за внимание и пытаясь увеличить свои шансы на престол.
Затем из забавной мысли, это стало стилем жизни. Настолько, что советник и сам стал невольно задумываться, нужен ли император вообще. Вернее, нужен ли ему такой император — неуправляемый, нагло и дерзко дергающий европейских монархов и турецкого пашу за уши. Игра в войну могла переродиться в новую мировую — и проблема вовсе не в людских потерях, потоках беженцев, а так же прочей ерунде, на которую советнику было наплевать. Война меняет лидеров мирного времени на военных командиров, а значит его место займут маршалы и генеральный штаб. Этого нельзя было допустить.
Заговор — сладкое слово, пробирающее мурашками даже человека в его возрасте. Опасное действо, от которого разумный человек постарается держаться подальше — слишком горько придется расплачиваться за амбиции, если все сорвется в пропасть. Поэтому во главе заговора был поставлен другой человек, истово считающий, что заговор придумал он сам. Ресурсы, удача, покровительство и жесткий поводок на шею, за который можно прихватить — князь Черниговский вцепился в свой шанс всем тем нерастраченным чувством несправедливости, что пестует из поколения в поколение каждая ветвь Рюриковичей, не оказавшаяся на троне великого предка. У князя даже хватило ума бороться не за титул, а реальную власть — он полагал верным ограничить власть монарха через княжеский совет, желая навязывать императору свою волю голосами большинства владетелей земли Русской. Ну а самим князем управлял бы первый советник — через его супругу и настолько тяжелый компромат, что не вздохнуть без команды.