Заначка Пандоры
Шрифт:
А потом вернулся птичий крик, словно мы из глубины озера вынырнули на поверхность. В щеку с разгона ткнулась жужжащая тварь — то ли муха, то ли стрекоза. Заметно ослаб раскаленный обруч на висках, в ноздри ворвался сладкий дурманящий аромат цветов. По краю зрения всё еще продолжалось неспешное движение, но сквозь прорехи в чаще отсвечивала проплешина, похожая на ту, с которой мы погрузились в заросли. Если постараться, если идти строго на свет, не доверяя другим ориентирам, можно вырваться.
Нет, вырваться нельзя… Мы каким-то неведомым образом, без помощи ножей миновали глухие дебри и попали в следующий «коридор». Еще одна просека, поуже первой, такое
— Здесь! — сказала Инна.
Я обернулся и понял, что сюрпризы не закончились. Юджин и Боб вытаращились в полумрак, из которого мы только что вышли. Глаза у обоих одинаково остекленели.
Над нами возвышалась голова. Примерно таких габаритов, как та, которую отыскал в степи известный сказочный персонаж.
То, что сперва показалось мне крутым подъемом холма, было на самом деле не чем иным, как сужающимся кверху каменным лбом. Бешеная растительность пробивалась сквозь грубые высокие скулы, тесанные, наверное, тысячу лет назад. Прямой нос время затянуло трехслойным узором колючего вьюна. Скорее всего, голова когда-то покоилась на широком фундаменте, но за века плиты расползлись, часть ушла глубоко в рыхлую почву, а часть вздыбилась, напоминая торосы. В результате циклопическая скульптура заметно отклонилась назад. Вдоль заросшего мхом затылка росли кривобокие деревца. От самого малого движения перспектива смещалась, фокус то отодвигался, то наползал. Примерно так выглядело старое бомбоубежище во дворе моей школы, куда мы в свое время бегали курить и с которого катались зимой на санках. Только вместо ржавой стальной двери с тяжелыми, заклинившими ручками перед нами зиял черный перекошенный провал рта.
— Замечательно придумано! — подал голос Ковальский. — Надежней места не подобрать.
— Только светлые жрецы могли приходить сюда… — Инна взобралась на горбатый выступ подбородка и присела на корточки, заглядывая в пасть исполину. — Только те, кто слышал…
Она свесила ноги внутрь. Вне сомнения, неведомые скульпторы пробивали проход высотой в человеческий рост, но многотонная громада неумолимо погружалась в землю, и теперь даже Инке пришлось согнуться, чтобы пролезть между разинутыми в гневном крике губами.
— Вернись! — окликнул Роберт. — Там змеи могут быть!
Инна послала ему воздушный поцелуй и спрыгнула в темноту.
Я почувствовал зависть. Роберт с наивной непосредственностью вернулся к роли заботливого супруга. Вернулся к той роли, которую мне не дано освоить. «Ты завидуешь, потому что не можешь позволить себе влюбиться в нее», — сказал внутренний голос. «Наверное, да», — легко согласился я. Я уже не боялся этого слова после всего, что мы перетерпели вместе; я на всё легко соглашался. Наверное, я влюбляюсь в нее, потому что иначе не объяснить, почему я здесь. Мне никто не поручал таскаться по джунглям и рисковать своей персоной. А моя персона стоит недешево, на то, чтобы сделать меня таким, ушло восемь лет и куча государственных денег.
Я почти согласен влюбиться, но я зря себя обманывал. Мне показалось, что я могу значить для одного человечка больше, чем для всех остальных. Мне так этого хотелось… Но появляется бестолковый бородатый гитарист и одним словом перечеркивает всё, чего я добивался неделей смертельного риска… Потому что, пока я кручу башкой и держу палец на курке, он боится не за себя, а за нее. Наверное, я не смогу научиться любить ее так же безоглядно, как Боб, невзирая на ту прорву крупных и мелких обманов, которые он вытерпел от нее. Невзирая на то, что не так давно мы накручивали по ее милости петли по болоту. Я представить боялся, во что превратились мои пятки и сколько слоев кожи придется содрать, чтобы вывести паразитов.
«Вот видишь, — сказал я голосу, — даже теперь я жалею себя. Нет бы прыгнуть за ней в яму вместо так называемого супруга, который ни ее, ни себя защитить не сумеет. А я стою бараном и думаю, как выберусь, если зажмут в глухой пещере с одним выходом…»
Потому что я ничего не умею, кроме этого. Все глубокие и разнообразные таланты Лиса сводятся к умению прятать себя и иногда других, спасаться бегством и уничтожать охотников любым способом.
— А ну, назад! — рявкнул я, перехватив Роберта у самого лаза. — Я пойду первым!
Внутри мы нашли золото. Даже не так. Мы ничего не искали. Оно просто там было и никого не поджидало, как в добрых сказках. В том, что мы обнаружили под склонами «бомбоубежища», не имелось и намека на возможность слащавого хэппи-энда. То, что заполняло ниши вдоль просевших каменных лестниц, нельзя было взять и унести. Это можно было пилить или откалывать. Мы нашли место, где пилил старый Пенчо. Он вынес отсюда не так уж много.
Ни змей, ни насекомых. Лишенный сквозняков воздух отдавал тиной. Наверное, именно так и должно пахнуть время. Здесь не водилось даже привычных к темноте летучих мышей. Дважды Юджин и Боб по очереди поднимались наверх, чтобы набрать мало-мальски сухой древесины для освещения.
Когда-то здесь можно было обойтись без фонарей и факелов. В двух местах сохранились узкие лазы наверх, выводящие к вершине холма, сквозь них и теперь пробивался смутный отблеск дня. Юджин походил по центральному гулкому проходу взад-вперед и сказал, что святилище выстроено аккуратно по ходу Солнца. Первые лучи восхода проникали в голову божества прямо через рот и освещали скульптуру — тоже в виде головы, — стоящую в конце первого коридора. За второй головой начинался уклон, в двух местах потолочные перекрытия треснули и частично обвалились, а под ногами хлюпала вода. Продвигаться дальше без снаряжения и прожектора отважился бы лишь безумец. Зато перед подземной скульптурой, где над сырым скользким полом возвышалось подобие столешницы, оставались те самые сквозные проходы наверх толщиной в руку. Пучки света, подобно скрещенным лучам театральных юпитеров, ложились на щербатую поверхность камня. Юджин предположил, что мы наткнулись на алтарь. Очень возможно, что Инкины кровожадные предки резали или поджаривали здесь врагов, а то и девственниц из собственного племени. Влево и вправо спускались заросшие глубоким мхом ступени. Мы кинули в глубину несколько мелких камешков, но мох поглотил звуки. Насколько глубоко уходили примитивные лестницы, мы так и не выяснили.
Параллельно главному проходу тянулись два коридора, более узких, но достигавших зато метров четырех в высоту. Вдоль коридоров, в нишах, прятались статуи. Воины с кошачьими головами, воины с головами птиц, воины с лицами, закрытыми масками. Отдельно — сидящие фигуры с нарочито женскими формами. Инна потянула нас к ближайшей нише. У двухметрового гиганта левая рука была отпилена почти по плечо, недоставало также половины копья, прижатого к бедру, и части короткой юбочки, выполненной в виде прилегающих, как черепица, пластин. Роберт без конца щелкал зажигалкой, огонек еле тлел, чад лишь добавлял рези глазам.