Занавес опускается

– Было бы что-то одно, а то все разом, – сердито сказала Агата Трои, войдя в мастерскую. – Фурункул, отпуск и еще муж от антиподов возвращается. Сущий кошмар.

– Почему же кошмар? – Кэтти Босток грузно отступила на шаг от мольберта, прищурилась и бесстрастным взглядом скользнула по холсту.

– Звонили из Скотленд-Ярда. Рори уже в пути. В Лондоне будет недели через три. К тому времени отпуск у меня пройдет, фурункул, полагаю, тоже, и я опять буду с

– Ну и что? – Мисс Босток, свирепо нахмурившись, продолжала разглядывать свою работу. – Зато Родерику не придется лицезреть твой фурункул.

– Он у меня не на лице, а на бедре.

– Я знаю, дурочка.

– Нет, Кэтти, согласись, все складывается хуже некуда, – упрямо возразила Агата Трои и, подойдя ближе, встала рядом с подругой. – А у тебя отлично пошло, – заметила она, всматриваясь в картину на мольберте.

– Ты должна будешь переехать на лондонскую квартиру чуть раньше, только и всего.

– Да, но, если бы фурункул, мой отпуск и возвращение Рори не совпали по времени – выскочи фурункул еще до отпуска, было бы куда как лучше, – мы с Рори смогли бы целых две недели пробыть здесь вместе. Его шеф нам так и обещал. Рори писал об этом чуть не в каждом письме. А сейчас – настоящая катастрофа, Кэтти, не спорь. И только посмей заявить, что в сравнении с общим катастрофическим положением в Европе…

– Ну хорошо, хорошо, – миролюбиво согласилась мисс Босток. – Я только хотела сказать, что вам с Родериком все же повезло: он работает в Лондоне, а это твое бюро, между прочим, тоже в Лондоне. Так что, дорогая, нет худа без добра, – ехидно добавила она. – Что это у тебя за письмо? Либо положи назад в карман, либо не мни.

Агата разжала тонкие пальцы: на ладони у нее лежал смятый листок бумаги.

– Ты про это? – рассеянно спросила она. – Ах да, конечно. Прочти-ка. Полный идиотизм.

– Оно в краске.

– Знаю. Я уронила его на палитру. К счастью, обратной стороной.

Добавив к пятнам красного кадмия отпечатки вымазанных синим кобальтом пальцев, мисс Босток расправила письмо на рабочем столике. Оно состояло всего из одной страницы и было написано на плотной белой бумаге, в верхней части листа был вытиснен адрес отправителя, а еще выше красовался герб в виде креста с зубчатыми краями.

– Ну и ну! – восхитилась мисс Босток. – Поместье Анкретон… Ах ты, боже мой!

Следуя широко распространенной привычке читать письма вслух, мисс Босток забормотала:

– Графство Бакингемшир, город Боссикот, Татлерс-энд, мисс Агате Трои (миссис Агате Аллен).

Милостивая сударыня!

Мой свекор, сэр Генри Анкред, поручил мне поставить Вас в известность о своем желании заказать Вам его портрет в роли Макбета. Картина будет висеть в приемном зале замка Анкретон, занимая площадь 24 квадратных фута (6x4). Здоровье не позволяет сэру Генри выезжать из поместья, и он просит, чтобы Вы писали картину в Анкретоне. Сэр Генри будет весьма рад, если Вы найдете возможность прибыть в Анкретон 17 ноября и погостите у нас столько, сколько потребуется для завершения портрета. Сэр Генри предполагает, что на эту работу у Вас уйдет около недели. Он будет признателен, если Вы известите его телеграммой о своем согласии и сообщите, какова должна быть сумма вознаграждения.

Искренне

Миллеман Анкред.

– М-да, – хмыкнула мисс Босток. – Наглость беспредельная.

Агата усмехнулась.

– Обрати внимание, он ждет, что полотно шесть на четыре я ему сварганю за семь дней. В роли Макбета! Может, он рассчитывает, что заодно я всажу туда и трех ведьм, и Кровавого младенца?!

– Ты отправила ответ?

– Нет еще, – буркнула Агата.

– Письмо написано шесть дней назад, – укорила ее мисс Босток.

– Знаю. Отвечу обязательно. Телеграммой. Что-нибудь вроде: «Увы, я не маляр» – как тебе такой текст?

Придерживая письмо короткими крепкими пальцами, Кэтти Босток молча разглядывала герб.

– Я думала, только пэры заказывают себе писчую бумагу с подобной ерундистикой, – наконец сказала она.

– Посмотри на концы креста – с зубцами, как у якоря. Вероятно, отсюда и фамилия Анкред. [1]

– Ишь ты! – Кэтти потерла нос, и на нем осталось пятно синей краски. – А вообще-то забавно, да?

– Что забавно?

– Ведь это ты делала эскизы к той нашумевшей постановке «Макбета».

– Да. Возможно, поэтому Анкред ко мне и обратился.

– Подумать только! Мы же видели его в «Макбете». Все трое: Родерик, ты и я. Нас пригласили Батгейты. До войны. Помнишь?

– Помню, конечно. Он великолепно играл.

– Более того, он великолепно смотрелся. Это лицо, эта голова! У нас с тобой даже возникла мысль…

– Да, возникла, ну и что с того? Кэтти, ты же не станешь меня уговаривать, чтобы я…

– Ни в коем случае! Нет-нет, господь с тобой! Но ведь и вправду удивительное совпадение: мы тогда еще, помню, говорили, как было бы здорово написать его в классической манере. На фоне того задника по твоему эскизу: бегущие облака и черный схематичный контур замка. А сам Анкред – закутанная в плащ фигура, слегка размытый темный силуэт.

– Не думаю, чтобы он пришел в восторг от такой идеи. Старик наверняка хочет, чтобы его изобразили во всем блеске: вокруг полыхают молнии, а он корчит трагические рожи. Ладно, надо будет сегодня же послать ему телеграмму. Тьфу ты! – Агата тяжело вздохнула. – Голова кругом идет, не знаю, за что и браться.

Мисс Босток пристально посмотрела на свою подругу. Четыре года напряженного труда над топографическими картами для нужд армии, потом аналогичная, но еще более кропотливая работа в чертежном бюро по заданию одной из комиссий ООН – все это не прошло для Агаты бесследно. Она сильно похудела, стала нервной. Будь у нее больше времени для занятий живописью, она чувствовала бы себя лучше, размышляла Кэтти; рисование карт, до каких бы высот ни поднялась Агата Трои в этом ремесле, не могло, по мнению мисс Босток, в полной мере возместить ущерб от разлуки с чистым искусством. Четыре года работать на пределе сил, почти забросить живопись и совсем не видеть мужа… «Слава богу, у меня все иначе, – подумала Кэтти. – Мне-то жаловаться не на что».