Занавес
Шрифт:
К сожалению, я не получил желаемого результата. Пожалуй, я слишком неуклюже взялся за дело. Ничто так не возмущает молодежь, как советы старших. Я попытался говорить беззаботным и доброжелательным тоном, но, вероятно, мне это не удалось.
Джудит сразу же ощетинилась:
– Это что – отеческое предостережение против большого, нехорошего волка?
– Нет, нет, Джудит, конечно же нет.
– По-видимому, тебе не нравится майор Аллертон?
– Честно говоря, да. Полагаю, тебе он тоже не нравится.
– Почему?
– Ну…
– Что ты считаешь моим типом, папа?
Джудит всегда умела поставить меня в тупик.
Я окончательно растерялся. А она смотрела на меня в упор, и губы ее скривились в презрительной усмешке.
– Конечно, тебе он не нравится. А мне – нравится. Я нахожу его очень забавным.
– О, забавным – возможно, – поспешил я согласиться.
– Он очень привлекателен с точки зрения любой женщины, – нарочитым тоном продолжала Джудит, – мужчинам этого, конечно, не понять.
– Разумеется, не понять, – промямлил я и добавил совсем невпопад: – Вчера вечером вас с ним не было очень поздно…
Договорить мне не удалось. Разразилась буря.
– В самом деле, папа, ты несешь какой-то бред. Разве ты не понимаешь, что я в том возрасте, когда сама способна справиться со своими делами? У тебя нет ни малейшего права контролировать, что я делаю и кого выбираю себе в друзья. Вот именно это бессмысленное вмешательство в жизнь детей так бесит в родителях. Я тебя очень люблю, но я взрослая, и у меня своя жизнь. Не пытайся разыгрывать из себя мистера Барретта.
Я был очень уязвлен этой злой отповедью и не нашелся, что ответить, а Джудит быстро удалилась.
Я остался с тревожным ощущением, что наделал больше вреда, чем пользы.
Мои грустные размышления прервал голос сиделки миссис Франклин. Она лукаво воскликнула:
– О чем это вы задумались, капитан Гастингс?
Я с готовностью обернулся, так как рад был отвлечься от своих дум.
Сестра Крейвен была действительно красивой молодой женщиной. Пожалуй, она вела себя несколько развязно и игриво, но была мила и неглупа.
Она только что устроила свою пациентку на солнышке, неподалеку от импровизированной лаборатории.
– Миссис Франклин интересуется работой своего мужа? – спросил я.
Сестра Крейвен пренебрежительно тряхнула головой.
– О, это слишком сложно для нее. Знаете ли, капитан Гастингс, она весьма недалекая женщина.
– Да, наверно.
– Конечно, работу доктора Франклина может оценить только тот, кто разбирается в медицине. Он ведь очень умный человек. Блестящий. Бедняга, мне так его жаль.
– Жаль его?
– Да. Я видела такое много раз. Я имею в виду – когда женятся не на той женщине, не того типа.
– Вы полагаете, она ему не подходит?
– А вы так не думаете? У них совсем нет ничего общего.
– Он, кажется, очень любит ее, – возразил я. – Очень предупредителен к ее желаниям и все такое.
Сестра Крейвен саркастически усмехнулась:
– Да уж, она бы не допустила, чтобы было иначе!
– Вы думаете, она спекулирует своим… своим слабым здоровьем? – недоверчиво спросил я.
Сестра Крейвен засмеялась:
– Вот уж кого не надо учить, как добиться своего! Чего бы ни пожелала ее светлость – все к ее услугам. Есть такие женщины – хитрые, как целая орава обезьян. Стоит сказать ей слово поперек, и она откидывается на подушки и прикрывает глаза и выглядит такой больной и несчастной. А некоторые устраивают истерику. Но миссис Франклин относится к категории несчастных страдалиц. Не спит всю ночь, и утром она такая бледная и измученная.
– Но ведь она действительно тяжело больна, не так ли? – спросил я в недоумении.
Сестра Крейвен как-то странно на меня посмотрела и сухо произнесла:
– О, конечно.
Затем она резко сменила тему, спросив, правда ли, что я бывал здесь много лет назад, во время Первой мировой войны.
– Да, совершенно верно.
Она понизила голос:
– Здесь произошло убийство, не правда ли? Мне рассказывала одна из служанок. Погибла пожилая леди?
– Да.
– И вы здесь были в то время?
– Да, был.
Сестра Крейвен поежилась.
– Это все объясняет, не так ли?
– Объясняет что?
Она бросила на меня взгляд искоса.
– Атмосферу этого дома. Разве вы не чувствуете? Я чувствую. Что-то не так, если вы понимаете, о чем я говорю.
Я помолчал с минуту, размышляя. Верно ли то, что она сейчас сказала? Неужели насильственная смерть – предумышленное убийство – оставляет в том месте, где это произошло, некий след, явственно ощутимый даже много лет спустя? Медиумы утверждают, что это так. Несет ли на себе Стайлз отпечаток тех событий, которые произошли здесь так давно? Здесь, в этих стенах, в этом саду, вынашивались мысли об убийстве, они становились все неотвязчивее, и, наконец, замысел был осуществлен. Витают ли отголоски этих мыслей в воздухе и по сей день?
Сестра Крейвен отвлекла меня от раздумий, отрывисто сказав:
– Я как-то была в доме, где было совершено убийство. Никогда не забуду. Знаете, такое не забывается. Один из моих пациентов. Пришлось давать показания и все такое. Я ужасно себя чувствовала. Тяжелое испытание для девушки.
– Да, должно быть. Я знаю сам…
Я замолчал: из-за угла дома показался Бойд Каррингтон.
Как обычно, его крупная фигура и бодрый вид разогнали тени и необъяснимые тревоги. Он был такой большой, такой основательный, и от него так и веяло свежим ветром. Одна из тех привлекательных, сильных личностей, которые излучают жизнерадостность и здравый смысл.