Занавес
Шрифт:
– Это я знаю, что не справляетесь.
– Почему не справляемся? Работаем, я же говорю, изо всех сил. Раскрываемость за прошлый месяц повысилась на ноль три процента. Ноль четыре даже! Так что...
– Кончай бренчать, Журов. Не время сейчас.
– Да я не...
– В общем, слушай меня внимательно. Я тут просмотрела материалы по делу Гранина. В общем, перспектив там никаких, это совершенно ясно, и тянуть больше нечего. Оформляй как несчастный случай и закрывай дело.
– Подождите, Люсьена Петровна, как закрывай? Там есть
– Какие нюансы, Журов? Ни одной зацепки, понимаешь? Ни одной. А общественность требует результатов расследования, общественность хочет, чтобы ее успокоили каким-то образом. И эта общественность через посредство очень высокого начальства каждый день выливает мне на голову тонны кипятка. Словом, что я тут тебе объясняю, ты и сам все прекрасно знаешь.
– Да знаю я...
– В общем, закрывай дело, вечером жду доклада. У нас других дел полно, что я тебя, как ребенка, уговаривать должна?
– И все-таки, Люсьена Петровна, мне бы хотелось еще кое-то уточнить. Есть детали...
– Ты вот это искренне говоришь, или лапшу мне навешиваешь?
– Искренне лапшу навешиваю...
– Вечером!
– Тогда хочу в отпуск.
– Какой еще отпуск?
– Очередной. Имею право.
– Право имеешь... Ладно, три дня. Сегодня вторник, в пятницу доклад мне.
– Могу не успеть, Люсьена Петровна!
– Все. Отбой!
Из эбонитовой бездны трубки в пространство вырвалась очередь коротких гудков. Как в замедленной съемке Журов опустил трубку на рычажки аппарата.
– Вот и все, снято, - сказал он тихо.
– Всем спасибо...
Было видно, как сильно он расстроен, однако, вопреки всему, сдаваться похоже не собирался. Лицо его посуровело, под тонкой кожей на скулах забегали желваки. Взгляд обратился вовнутрь и где-то там, на невидимых дорожках в неведомых краях отчаянно и упорно искал выход из лабиринта. А , может быть, напротив, вход в него. Вход, похоже, тоже был неизвестен.
"И ведь найдет, с него станется", - подумала про себя Флюмо.
– Вы сами понимаете, Журов, что иначе быть не может, - сказала она, чтобы разрушить затянувшееся молчание.
– Да понимаю я! Все я понимаю, - протянул, соглашаясь, Журов.
– Ну, ладно, три дня еще есть. Почти четыре! До пятницы-то почти четыре получается. Если вместе с пятницей. За это время что угодно сделать можно. Что-нибудь придумаем. Я так думаю.
– Вот и хорошо!
– сказала Флюмо и, потянувшись вперед, положила на край пепельницы погасшую сигарету. Выпрямившись, посмотрела Журову прямо в глаза.
– Уверена, что тот или иной выход, если он есть, будет найден. Я что хочу вас спросить...
– Что такое? Спрашивайте, пожалуйста.
– Вы какую музыку любите слушать?
– Музыку? Странный вопрос. Рок-н-ролл я слушал в основном, еще раньше, в Загорске. Битлз там и все такое. Хорошую музыку слушаю. А почему вы спрашиваете?
– Я тут подумала... Битлз, конечно, у нас в городе уже давно не выступают, но сходить в кабаре и послушать хорошую живую музыку мы с вами могли бы. В пятницу вечером, когда все будет позади.
– Это что же, вы приглашаете меня в кабаре?
– Должен же кто-то присмотреть за вами.
– Дочка за мной присматривает.
– Журов! У вас уже взрослая дочь, у нее свои дела, свои проблемы и, кстати, ей без вас есть за кем приглядывать. Ну же! Неужели вы откажете даме?
– Что вы, Флюмо! Вам я не смог бы отказать даже под страхом смерти. Фигурально говоря. Кстати, тоже давно хотел спросить, а почему Флюмо? Что это значит, откуда?
– Считайте, что это девиз. Просто девиз моей жизни.
– Девиз? Скажите, какая неожиданность. Над этим стоит подумать. Поразмышлять.
– Журов, вы собираетесь над этим думать прямо сейчас?
– Ваш, как говорится, тонкий намек понял. Думать я буду потом, а по существу вашего предложения... Я двумя руками за, но только давайте немножко переиграем сценарий.
– Что именно переиграем?
– Сделаем вид, ну или представим все так, что это я вас приглашаю. Вот, я вас приглашаю, прямо сейчас, в кабаре. Как оно здесь называется? Летучая мышь? Значит, в пятницу, вечером, Летучая мышь. Согласны?
– Согласна, Журов, согласна. И давно уже. Но только учтите, что теперь вся ответственность лежит на вас.
– Ответственности я не боюсь и не избегаю. Как правило, - сказал Журов.
– Особенно когда ее нельзя избежать.
Когда умолкли все звуки и успокоились колебания, возбужденные в воздухе переходом Флюмо из состояния здесь и сейчас в состояние неопределенное и предположительное, когда опало и растворилось в переливах жемчужного света миндальное молоко, излитое в пространство неосознанной щедростью ее глаз, Журов постепенно успокоился. Сосредоточился. Долго сидел в тишине и пустоте кабинета, о чем-то напряженно и упорно думая. Потом достал из ящика стола пакет и вытряхнул из него на поверхность перед собой телефон. Взял карандаш, и с его помощью перевернул телефон экраном кверху, выровнял, чтобы он смотрел строго на него. Проиграл по привычке губами неслышимую мелодию, словно протрубил в невидимую трубу.
– Чем не вариант?
– пробормотал, решаясь на неочевидный шаг.
– Тоже, вариант. Вариантище. При наличии отсутствия других возможных..
Журов достал из кармана платок, и, придерживая с его помощью телефон, осторожно включил питание. На мутно-зеленом, словно у старинного осциллографа, экране высветился готовый к отправке набранный артистом Граниным номер. Журов прицелился и тупым концом карандаша надавил на кнопку вызова. В маленькой коробочке ожило и зашумело пространство, и куда-то в него, в неведомом, но единственно верном направлении, пошли беспокоящие призывные сигналы.