Занимательная ботаника (изд. 1951)
Шрифт:
Рис. 109. Ливанский кедр в возрасте 2000 лет.
Мне хочется упомянуть еще о двух-трех кедрах, которые привелось мне видеть в Гурзуфском парке. На вид они значительно старше кедров Никитского сада. Весьма вероятно, что им уже далеко за сто лет.
Приезжей публике показывают в Гурзуфе «Пушкинский» платан — чинар (Platanus orientalis), под которым будто бы поэт любил отдыхать, любуясь видом на море. Это предание мне представляется очень сомнительным. Правда, этот платан очень грандиозен; но ведь платаны растут быстро. «Пушкинский» платан выглядит лишь немногим старше одного из платанов (в Никитском саду), которому заведомо всего лет 70. «Пушкинскому» платану, надо полагать, лишь около ста лет. Но тогда, во времена Пушкина, жившего в Гурзуфе в 1821 году, этот платан мог быть только семечком. По-моему, если в Гурзуфе остались
Рис. 110. Веточка ливанского кедра (Cedrus Libani) с шишкой.
У нас, на севере, кедры жить не могут. Северяне, попадающие в Крым, по характеру хвои часто принимают их за лиственницы, и только вглядевшись в крупные (до 10 сантиметров), оригинальные по форме и окраске шишки, догадываются, что перед ними что-то совсем новое.
Уроды в мире растений
Под названием «уродов» здесь никак не следует предполагать каких-нибудь особенно безобразных, противных растений. Нет, я имею в виду «уродство» лишь в смысле того или другого отклонения от обычного, нормального типа. Беседой о некоторых уродствах я хотел бы приохотить читателя к наблюдению, собиранию и регистрации подобных — иногда очень редких — фактов. Именно в этой области ученый специалист никак не может обойтись без помощи любителей. Тут очень многое зависит от случайности: ботаник может за всю свою жизнь встретить меньше интересного материала, чем группа любителей за одно лето. Любительские наблюдения могут быть очень ценными еще потому, что некоторые уродства в одних районах чрезвычайно редки, а в других — иногда очень небольших районах — наоборот, встречаются настолько часто, что делаются скорее похожими на правило, чем на исключение. Нашу родную флору в этом отношении далеко нельзя считать изученной.
Начну с «уродов», которые многим представляются привлекательными.
1. Ненормальная сирень
Кто из вас в майские дни, перебирая душистые кисти цветущей сирени, не искал в них цветочки с пятью лепестками?
Среди нормальных четырехлепестных [88] цветков попадается некоторый процент с 3 лепестками, с 5, с 6, с 7 и т. д. Как велик этот процент? Я думаю, мы не ошибемся, если скажем, что один цветок с 3 или 5 лепестками приходится на несколько сотен нормальных цветов. Далее, по-видимому, следует признать, что цветы с 6, 7, 8 и т. д. лепестками встречаются приблизительно тем реже, чем больше число лепестков. Можно было бы, пожалуй, предполагать, что 8 лепестков (удвоенное нормальное количество) встречается чаще, чем 6 или 7; такое предположение, насколько я знаю, не оправдывается. До какого наибольшего количества лепестков может доходить аномалия? До 12 лепестков найти сравнительно нетрудно. Наибольший цветок, найденный мною лично, имел 18 лепестков [89] . Цветок был неправильный, продолговатой формы, и вся его середина занята желтыми пыльниками тычинок, которых, вместо нормальных двух, была целая куча, делавшая цветок похожим на корзиночку сложноцветного.
88
В сущности речь идет не о «лепестках», а лишь о частях раздельного венчика; но мы не будем придираться к этой неточности.
89
Одна моя знакомая рассказывала мне, что нашла однажды цветок с 24 лепестками.
Рис. 111. Сирень. Нормальный цветок, 5-лепестковый и 18-лепестковый.
С юности я долгие годы был почему-то убежден, что на белой сирени многолепестные цветы встречаются чаще, чем на лиловой, но когда я однажды попробовал подтвердить это подсчетом на значительном числе кистей, перевес (очень небольшой и, разумеется, случайный) получился на стороне лиловой сирени. Мое предубеждение, вероятно, зависело от того, что на белой сирени мои глаза скорее подмечали ненормальные цветы. Описанный выше 18-лепестковый цветок был лиловый.
Если процент многолепестных цветов не зависит от окраски венчика обыкновенной сирени, то он, по-видимому, определенно зависит от вида ее. У так называемой «персидской» сирени аномальные цветы довольно часты; наоборот, у темноцветной, почти совсем не пахнущей «венгерской» сирени лишь очень редко можно найти трехлепестные и пятилепестные цветы.
2. Зеленоголовый клевер
У ползучего клевера иногда вместо белых венчиков вырастают пучки крошечных тройных листьев, так что головка получается приблизительно обычной величины, но зеленого цвета. Это одна из тех аномалий, которые указывают на то, что лепестки венчика суть видоизмененные
Рис. 112. Нормальный и четверной лист клевера.
3. Кленовые крылатки
Однажды мне пришлось видеть клен (наиболее у нас обыкновенный — остролистный — Acerplatanoides), сильно поломанный бурей. Перебирая гроздья еще зеленых крылаток на сломанных сучьях, я нашел по несколько штук тройных, четверных и пятерных крылаток; встретилась даже одна шестерная. Раньше я лишь изредка встречал тройные и четверные; а здесь их было по две, по три на каждой из двух десятков пересмотренных гроздьев. Может быть, это был особенно склонный к «уродству» экземпляр клена; может быть, дело объяснялось особой плодовитостью клена в тот год, — я не знаю [90] .
90
Более поздние наблюдения над кленами привели меня к убеждению, что есть экземпляры (разных видов кленов), особенно склонные к такой поликарпии (т. е. многоплодию); но тут мне приходится противоречить авторитету одного из лучших знатоков кленов, Шверина, утверждающего, что поликарпия – чистейшая случайность. Любители, наблюдая из года в год какую-нибудь группу кленов, могли бы помочь выяснить вопрос.
Рис. 113. Нормальная и тройная крылатка клена.
Наблюдать ненормальные кленовые крылатки нелегко. Пока они зеленые висят на дереве, их трудно рассмотреть; а осенью, когда они опадают, все они, как нормальные, так и ненормальные, распадаются на отдельные семянки с одним крылышком. Тут, кстати сказать, любителю ботаники представляется случай наблюдать, как удивительно целесообразно устроена крылатка, которая при падении быстро вертится и при малейшем ветре относится в сторону. Чтобы оценить совершенство такого парашюта, попробуйте сделать искусственную семянку, которая вертелась бы так же хорошо, как натуральная.
4. Ненормальные валерианы
Часто у нас встречающаяся валериана (Valeriana officinalis, т. е. валериана аптечная) привлекала меня еще в детстве. Я собирал ее для различных целей: и как красивый, приятно пахнущий цветок для букета, и для старушки-бабушки, мастерившей самодельные лекарства, и для мальчишеской забавы. Я давал корень валерианы кошке и наблюдал, как, обнюхивая и облизывая этот корень, кошка радовалась и точно пьянела. В более зрелом возрасте я собирал довольно много валерианы для гербариев отца. Она интересна тем, что встречается в различных видоизменениях. Окраска цветов ее колеблется от чисто белого до очень темного розового; но на этот признак ботаники обычно обращают мало внимания. Более важными считаются видоизменения в форме и расположении листьев. Обычно листья бывают супротивные (т. е. по два, один против другого), но встречаются экземпляры с очередными (т.е. спирально расположенными) листьями, а также с мутовчатыми, по три листа в каждой мутовке. Разыскивать эту последнюю, редкую разновидность было в свое время моей специальностью [91] .
91
Наши валерианы были недавно критически обработаны Г. К. Крейером. Оказалось, что в Европейской части СССР встречается не один вид (Valeriana officinalis), а пять-шесть видов, отличающихся опушением, характером корневой системы, листьями и другими признаками.
Рис. 114. Валериана (Valeriana officinalis): а — нормальный экземпляр, б — ненормальная, тройная мутовка листьев.
5. Уродливая еловая шишка
Собирая разные редкости для школьного музея, мои крымские ученики разыскали в одном из садов гималайскую ель (Picea morinda), обильно покрытую шишками, сплошь одинаково уродливыми; у всех у них была развита и содержала семена лишь очень небольшая часть шишки. Дело было в исключительно холодном 1921 году, но другие деревья той же гималайской ели были с нормальными шишками. Какие шишки были у того же дерева в следующем году (после очень теплой зимы), — не знаю, так как мне пришлось уехать в другие места.