Занимательная энтомология
Шрифт:
Есть и еще способ, очень точный, но менее удобный. В большой таз налейте воды. По воде пустите плавать маленькие плотики: квадратики, нарезанные из доски. На квадратике, посредине — вертикальная стенка из фанеры высотой в 8-10 сантиметров. Рассчитайте величину плота-квадратика, чтобы он не перевернулся от поставленной на нем стенки. И поверхность плота и всю стенку оклейте бумагой нужного цвета.
Посадите на каждый плот по гусенице, уже переставшей есть и готовой для окукливания. Она всползет на «стенку» и на ней окуклится.
Последите,
Вы заметите, что на припеке куколки будут вообще светлее, чем в тени. А кроме того, на их окраске скажется и цвет «фона»: той поверхности, на которой находится куколка.
Что вы узнали?
Почему на припеке куколка светлее? Светлая окраска защищает ее от перегрева: на ярком солнечном свету куколка нагревается сильнее. В тени выгоднее более темная окраска: здесь меньше тепла, а темный цвет сильнее поглощает тепловые лучи. Поставьте баночку с окукливающимися гусеницами в прохладное место, где температура всего 8-10 градусов тепла. Вы получите более темных куколок.
Итак, температура влияет на окраску куколки.
Сказывается и фон, на котором окукливалась гусеница. Как и у махаона, окраска делает куколку менее заметной. На светлом фоне труднее заметить светлую куколку, на темном — темную.
Не ждите, однако, что на оранжевом фоне появится оранжевая куколка. Проделайте такой опыт, и вы получите зеленую куколку. Причина та же, что и у куколки махаона: окраска фона не просто «фотографируется», цветовые возможности насекомого ограничены.
Следя за куколками капустницы, легко заметить, что летние и осенние куколки разные.
У летних куколок тело стройнее, хотя и более угловатое. На спинной стороне у них видны зубцы или шипы, почти всегда очень большие, иной раз даже загнутые. У осенних куколок тело не такое стройное, менее угловатое и без шипов.
На форме куколок сказывается температура: в середине лета гораздо теплее, чем в конце его.
Найдите в середине лета гусениц капустницы. Поставьте садок с ними куда-нибудь в прохладное место. Когда подойдет время окукливания, перенесите садок в еще более прохладное место (8-12 градусов тепла). Пусть гусеницы там окуклятся. Помните, что при недостатке тепла развитие гусениц несколько замедлится.
Посмотрите на полученных куколок. Они «осенние», без шипов.
Крапивница встречается всюду, была бы крапива. Ее гусеница окукливается тут же, на крапиве. Она не прикрепляет себя пояском, как гусеницы капустницы, боярышницы, махаона. Прицепившись концом брюшка к маленькой шелковой подушечке, куколка крапивницы висит вниз половой.
Она угловатая, эта куколка, а бурая окраска ее — с золотистыми или бронзовыми отблесками. Присмотритесь к куколкам крапивницы, висящим среди объеденных листьев крапивы. Одни из них посветлее и позолотистее, другие — потемнее и менее блестящие. Первые висят на
Сказываются освещение и цвет фона и на окраске куколок боярышницы, дневного павлиньего глаза, адмирала. И всюду эта окраска связана с окружающими условиями, и всегда она так или иначе способствует защите куколки.
Живая ракета
Первая запомнившаяся встреча — в далеком детстве. Конечно, я видел их до того. Чего только не увидишь летом на садовой дорожке, на поляне за калиткой, даже на огромном заросшем травой дворе старой Москвы! Но те встречи не удержались в памяти.
Большая луговина между садовой решеткой и сенными сараями. По этой луговине гуляла наша ослица — необычайно проказливое и прожорливое существо. Ее ни на минуту нельзя было оставить без присмотра: обязательно набедокурит. И когда ее выпускали по нашей просьбе погулять на луговину, то мы, дети, должны были сторожить ее. Мы и сторожили, вернее, охраняли все — кроме травы, — до чего могли дотянуться ее мягкие губы. Веревка, повешенное для просушки купальное полотенце, забытая на садовой решетке тряпка, корзинка для ягод, лукошко для грибов, решето — она ни от чего не отказывалась.
Из-за ослицы я по нескольку часов ходил, стоял, сидел на этой луговине, и не день, не два в неделю, а много чаще. Приглядывая за ослицей, я посматривал и по сторонам. Сорока на крыше сарая, молодая горихвостка на садовой решетке, бабочка-крапивница… Все они были интересны, и на всех них я глазел, иной раз совсем забывая об ослице. А она пользовалась случаем и проказничала.
Иногда через луговину протягивали несколько веревок: сушить белье. Луговина была широкая, веревки — длинные. Посредине их подпирали жердями с рогулькой на конце. Конечно, ослицу в такие дни на луговину не пускали.
Удивительно! Стоило только протянуть веревки, и тотчас же появлялась «она» — великолепная голубая стрекоза. Я и теперь не понимаю, откуда она бралась. В обычные дни ни здесь, ни по соседству я ее не видел. Появлялась на луговине натянутая веревка, и через каких-нибудь десять-пятнадцать минут на ней сидела стрекоза. И всегда голубая!
Ее широкое плоское брюшко выглядело на солнце каким-то особенно голубым. Распластав крылья, она сидела на веревке, иногда — на конце подпорки-рогульки. Спугнутая, взлетала, летела вдоль веревки, садилась опять…
Она выглядела такой доступной. Казалось, подойди — и возьмешь ее рукой.
Нет! С какой стороны я ни подкрадывался к ней с сачком в руках, она не подпускала. Еще бы шаг-другой, и тогда — взмах сачка… Увы! Вот этих-то последних шагов и не приходилось делать: стрекоза улетала.
Я пробовал подходить к ней и так и эдак, крался на цыпочках, чуть не подползал… Напрасно!
Под конец я, увидя натянутую веревку, бежал за сачком просто по привычке.
«Все равно не поймаю».
И все же сердце стучало: «А вдруг?..»