Занзабуку

Котлоу Льюис

Было жарко, царила полутьма. Мы не видели голубого неба, пока не добрались до вершины. Один раз, проползая на четвереньках под упавшим деревом, я заметил рядом хамелеона. Он молниеносно выбросил язык и слизнул какое-то насекомое, затем исчез в листве.

Подъем становился все круче, я тяжело дышал и через каждые несколько шагов спотыкался или соскальзывал вниз. Тогда Касиула останавливался и протягивал мне конец копья. Я хватался за него и продолжал карабкаться вверх.

Прошло два часа. Мое сердце тяжело билось в груди, в висках стучало, было трудно дышать. Оглянувшись, я увидел, что Цезарь устал не меньше. Пигмеи же двигались без видимых усилий. Они шли вдвое медленнее

обычного, чтобы мы могли не отставать от них. Я вынужден был скомандовать привал. Пигмеи ждали нас терпеливо, но с видом любезной снисходительности к этим двум белым, которые с таким трудом взбираются на простую гору.

Пока мы отдыхали, я всматривался в мрачную темень леса и удивлялся, зачем взял с собой аппарат. Даже с самыми лучшими линзами и чувствительной пленкой здесь не удастся получить ни единого кадра. Я мог заснять гориллу только на поляне или прогалине, а их здесь было немного. Теперь мне стало понятно, почему в книгах о путешествиях помещают, как правило, снимки убитой гориллы. Застрелив обезьяну, ее относят на освещенное место и там фотографируют. Карлу Экли первому удалось заснять гориллу на кинопленку после года «охоты» за этим животным.

Снявшись с привала, мы вскоре вышли на слоновью тропу. По ней идти было легче, но затем тропа отклонилась в сторону, и нам опять пришлось прорубать путь сквозь густые заросли. Я очень устал, и мы все чаще и чаще устраивали трехминутные привалы. Один раз мы задержались подольше и перекусили.

Недалеко от вершины заросли были прорезаны слоновьими тропами. Подъем кончился, идти стало легче, и я понял, что мы достигли вершины. Все больше попадалось следов различных животных. Пигмеи шли осторожно и бесшумно. Я пытался подражать им, но безуспешно. Хрустели ветки под моими ногами, шелестела раздвигаемая мною листва, и казалось, на полумилю вокруг обитатели леса знают, что сквозь заросли продирается белый человек.

Вдруг Касиула остановился и указал на свежие следы слона. Через несколько минут он указал на новый след: это был совсем свежий след гориллы с ясными отпечатками пятки и пальцев. Легкая дрожь охватила меня, когда я понял, что всего четверть часа назад здесь прошла горилла.

В десятке ярдов дальше мы увидели горилий помет. От него еще шел пар! Касиула улыбнулся — несомненно, гориллы были где-то рядом. Тропа, огибая выступ скалы, пересекала небольшую прогалину шириной всего метра три, залитую ярким солнечным светом.

Перейдя полянку, Касиула опять показал рукой, и мы увидели три горильих «ложа». Чтобы устроить себе «постель», горилла ломает ветки и поросль, подминает их под себя и связывает. Ее «постель» выглядит весьма уютно и напоминает гнездо гигантской птицы. Когда поблизости есть леопарды, мать и дети забираются на дерево и устраиваются на развилке сучьев, отец спит у комля дерева, опершись спиной о ствол и свесив голову на грудь. Мимо него никто не проскользнет незамеченным.

Касиула жестом призвал всех соблюдать тишину и снова зашагал по следу. По ровной поверхности вершины идти было удобно, к высоте мы привыкли. Но мне, сколько я ни старался, никак не удавалось идти бесшумно. Даже двое четырнадцатилетних пигмейских мальчиков, которых Касиула взял, чтобы они набирались опыта, шумели меньше. Мы шли по следу гориллы, и нам то и дело попадалась примятая трава, сломанные стебли и ободранные зеленые побеги.

Я увидел впереди просвет, и мы вышли из лесу на каменистую площадку, заросшую низким кустарником. Яркое солнце слепило глаза, но зато моя надежда заснять обезьян увеличилась. Если бы только удалось увидеть гориллу на таком же открытом месте!

Мы пересекли поляну,

и на этот раз я шел почти так же бесшумно, как и пигмеи. Остановившись на краю склона, мы увидели внизу, примерно в сотне футов от нас, густой лес. Касиула показывал на что-то рукой, но я видел только густые заросли. Вглядевшись в то место, куда указывал Касиула, я заметил, что листья шевелятся. Послышался хруст, и ветки закачались. В страстном нетерпении я пристально всматривался… и не видел ничего, кроме пышной растительности.

Касиула произнес вполголоса несколько слов. По выражению его лица я понял, что он видит зверя. И через несколько секунд я тоже заметил черную голову, осторожно выглядывавшую из зеленой листвы. Вот протянулась длинная волосатая рука, раздвинула ветви, и горилла на четвереньках выбралась из чащи.

Я, конечно, ожидал увидеть крупное животное, но массивность этой громадной обезьяны удивила меня. Мою грудь переполняли волнение и ликование. К радости, что нам посчастливилось так быстро найти гориллу, примешивался благоговейный страх и восхищение при виде этой туши, символа грубой силы. Горилла шла, осматриваясь, у кромки леса. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть движений, она обладала своеобразной грацией. Хотя ее руки на каждом шагу касались земли, она удивительно напоминала человека, а не карикатуру на человека, как многие обезьяны. У меня чуть не вырвалось: «Эй, там…» — и на какое-то мгновение я мысленно увидел моих древних предков, тревожно следивших за этим ближайшим родственником человека, который был намного сильнее его физически, но по умственному развитию отстал на тысячи лет.

Горилла, должно быть, услышала или почуяла нас. Она внезапно остановилась, повернулась и посмотрела в нашу сторону. Подстегиваемая любопытством, она поднялась на ноги и стала внимательно разглядывать нас. Но наше присутствие ее, казалось, не беспокоило. Она ударила себя кулаком в грудь, и я услышал глухой стук «том-том», напоминающий бой барабана. Горилла использовала свою грудь-бочку как резонатор и открывала рот, чтобы «барабан» звучал громче. В звуке и движении руки не было ничего угрожающего или злобного. Это был просто сигнал, предупреждающий других горилл, что ей встретились неизвестные существа.

Из листьев выглянули еще три головы. Затем мы снова услышали удары в грудь, но уже дальше. Сигнал тревоги передавался всеми ближайшими гориллами.

Первая горилла, очевидно, заинтересовалась нами не меньше, чем мы ею. Она перестала стучать в грудь и ухватилась длинной рукой за свисающую ветку. Ее ноги были очень короткими. Я видел толстую кожу на макушке, лоснящееся черное лицо, верхнюю часть груди и плоский широкий нос. Вдруг я вспомнил про свой киноаппарат и вскинул его. Но в этот момент горилла решила, что она достаточно нагляделась на нас. Опустившись на четвереньки, она медленно пошла в тень. Я спустил затвор аппарата, но был уверен, что гориллу нельзя будет различить на темном фоне леса.

Обезьяна скрылась за деревьями. Я почувствовал, что меня тронули за руку. Старик пигмей, не выше пяти футов ростом, с морщинистым лицом, длинными тонкими руками и клочьями курчавых седых волос на голове и на подбородке, кивнул головой в другую сторону. Я понял, что там скрывается еще одна семья горилл, и пошел с этим ветераном-охотником. За нами последовали еще один пигмей и двое мальчиков, а Касиула и Цезарь с другими пигмеями остались ждать, не выйдут ли снова на поляну гориллы, которых мы видели.