Западня
Шрифт:
— Так не пойдет, Шейла! Либо я их отец, либо нет. Забыла, что сама мне говорила? Ты же все это затеяла, потому что Миранда хотела познакомиться со своим отцом.
— Ну хорошо, — прошипела она сквозь зубы и оглянулась на дверь в кухню. — Но ты должен быть осторожен. Я велела им никому не говорить, хотя Миранда не сможет хранить тайну, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Просто постарайся не появляться с ними в людных местах.
— В чем проблема? — понизил голос Давид. — Почему это так важно? Я подхожу на роль отца не хуже, чем кто-либо другой. Думаю, будет лучше, если они станут открыто говорить об этом. Иметь
— Это мое дело! — выпалила Шейла в ответ. — Твоего мнения никто не спрашивает.
Они свирепо смотрели друг на друга, когда в гостиную вошли дети с фруктовым салатом и блюдом с мороженым. Марк с подозрением переводил взгляд с матери на Давида и обратно. Его бледно-серые глаза, казалось, проникали прямо в душу.
— Тебе что, уже пора уходить? — спросила Миранда, когда они закончили обед и Шейла появилась в комнате с курткой Давида в руках.
— Похоже, что да, — ответил гость. Миранда с легкостью вступила бы в пререкания с матерью. Она, несомненно, унаследовала ее сообразительность и была достаточно напориста и откровенна. Давид надеялся, что если она и его дочь, то, может, в ней есть что-то и от него — простота, скромные потребности, великодушие.
Он попрощался. Мальчик скрипучим голосом бросил «пока», а Миранда обняла его. Вот уж кто считал, что напал на золотую жилу! Она обрела отца, которого так хотела иметь! В ее глазах он должен быть самим совершенством. С этой ролью будет непросто справиться.
Давид взял за правило наведываться к Иену каждое утро, привозить ему газеты, продукты и, хоть и без особой охоты, виски, которое стало проклятием для друга. Было заметно, что Иен пытается уменьшить дозу, что в его случае означало выпивать одну бутылку в день, а не две. Давид хотел помочь ему побороть это пристрастие, но решил подождать, пока восстановятся их былые дружеские отношения. Иен плотно запер свои эмоции, и у него, по всей видимости, совсем не было близких людей.
Давид всю неделю не видел детей. Он звонил Шейле почти каждый день, чтобы уговорить ее не препятствовать их общению, но она отметала все его просьбы, требовала подождать до пятницы, а за это время «поговорить с моим адвокатом и обсудить детали выплат на содержание детей с моим банком». Давид ничего этого не делал. Она, казалось, надеялась, что ограничение в общении с детьми вынудит его разобраться с их финансовыми вопросами, но ее логика тут не срабатывала. Он никуда особенно не торопился. Чем больше она настаивала на ускорении процесса, тем больше он убеждался, что нужно подождать и посмотреть, что получится.
Прошло почти две недели с тех пор, как он приехал. Давид позвонил в отдел кадров больницы в Кардиффе и сообщил, что хочет взять отпуск за свой счет. Там были не в восторге, но он знал, что было уже несколько подобных прецедентов. Другие доктора так делали, причем некоторые по нескольку раз. Давид сослался на личные проблемы. А разве это не так? До того как он уехал, по больнице ходили разные слухи — о его аварии в пьяном виде, о ссоре с Пейн-Лоусоном и о том, что от него ушла жена… Все это обрастало какими-то удивительными подробностями. Он с радостью покинул больницу на время, чтобы эта пыль улеглась. Да и Изабель надо было все обдумать и принять решение — оставаться или уходить.
В
Снег повалил всерьез, хлопья величиной с перепелиное яйцо безостановочно сыпались с белого бархатного неба. Они падали медленно, но густо, и, пока Давид выбрался из машины и подошел к двери дома Шейлы, он успел весь покрыться белым пушистым слоем. Когда она впустила его в дом, он снял куртку и стал яростно вытряхивать ее за дверью.
— Почему ты сказала мне, что Иена нет в городе? — сразу спросил Давид.
— Я не хотела, чтобы ты с ним связывался. Он — из разряда плохих новостей. Но тебя ведь это не остановило, не так ли? Как я слышала, ты почти все время проводишь в его доме. Только никогда не вози туда детей.
— У меня такого и в мыслях не было. И потом, почему тебя так волнует, как я провожу свободное время?
— Ты прекрасно понял, что Иен — законченный алкоголик. Совершенно неизлечимый случай… и к тому же негодяй, — добавила она с холодным презрением, покоробившим Давида.
— Алкоголизм — это заболевание, Шейла. И ты, как медсестра, должна это знать.
— Да уж знаю! — насмешливо ответила женщина.
Они стояли в прихожей. Шейла по обыкновению скрестила руки и прислонилась к дверному косяку.
— Ты звонил МакКриди?
— Нет, но с ним связывается мой адвокат.
Она несколько минут смотрела на него, не произнося ни слова. Она выглядела как-то иначе. Ее обычно аккуратно расчесанные волосы были в полном беспорядке, на лице ни следа косметики, только блеск для губ, отчего ее рот выглядел влажным и жирным. На ней были потертые джинсы с двумя прорехами на левом бедре и облегающая футболка, сквозь выношенный хлопок которой виднелся белый кружевной бюстгальтер. Странный был вид, слишком будничный, почти неряшливый и, тем не менее, до жути сексуальный. Интересно, о чем она думала, когда вырядилась так, какой психологический трюк задумала исполнить на этот раз? Было заметно, что в душе у нее идет какая-то внутренняя борьба. Она была явно расстроена и сердита, но не хотела этого показывать. Хотя раньше ее ничто не могло сдержать. Наконец она прервала молчание.
— А ты не собираешься возвращаться домой? — задала она довольно резонный вопрос. — Я не понимаю, что тебя сюда привело. Думаю, нам нужно остановиться на сумме, предложенной МакКриди. — Шейла осмотрела его сверху донизу, откровенно задержав взгляд где-то на уровне пряжки ремня.
Давиду захотелось немедленно уйти. Оставаться на ее территории наедине с ней было опасно. Он не забыл, на что она способна. Это просто дьявол во плоти — миловидный, интригующий, даже очаровательный, пока не выльет на тебя злобу, ехидство, презрение или еще что похуже. Но он должен был с ней встретиться.
— Давай я повешу твою куртку возле обогревателя, — вежливо предложила она, протягивая руку к его куртке, но не двигаясь с места. Потом, разрушив иллюзию радушной хозяйки, опять уставилась на его ширинку. Давид ощутил, что шея зарделась привычными алыми пятнами, и проклинал себя за то, что допустил этот идиотский маленький спектакль.
— Приготовить тебе кофе? Или что-нибудь покрепче? — спросила она с улыбкой.
— Кофе, — холодно согласился он, чувствуя, как пылает шея.
— Устраивайся поудобнее, — сказала Шейла, подтолкнула его в гостиную и вручила газету «Новости Лосиного Ручья».