Западня
Шрифт:
— Ты бы мог устроиться охранником.
— На эти места и молодых хватает, а мне с моими сорока пятью годками да «волчьим билетом» ничего не светит. Прежде чем принять человека в охрану, о нем собирают сведения, а у меня — сам знаешь, уволен за дисциплинарный проступок с лишением пенсии…
— Закладываешь? — спросил Джек, кивая на стоявшие у стены бутылки.
— Случается. Но нечасто, конечно. Я меру знаю…
— Кто тебя под глаз приложил?
— Где? Под глазом?
— Под глазом, Рой, под глазом.
— Ну, это… — Барнаби вздохнул. — Это меня зять, по-семейному. Ты ничего такого не думай.
— Я не думаю.
— Нет, Джек, ты думаешь! Я это по твоему лицу вижу! — забеспокоился Барнаби. — Не смей вмешиваться в мои дела, ты мне теперь не командир.
— Я не вмешиваюсь. — Джек поднял руки, словно сдаваясь, и, отступив, присел на скрипучий стул.
Они помолчали.
— Ты знаешь, я до сих пор не могу простить себе, что ты из-за меня в ту драку влез, — сказал Джек.
— А как я мог не влезть? А если бы меня били, ты бы что, стоял и смотрел?
— Ну, драку-то ту я сам затеял…
— Драку ты затеял, — согласился Барнаби, — а челюсть майору я сломал.
Сказав это, бывший сержант расправил плечи и заулыбался.
— До сих пор помню, как он выскочил на меня — прямо под правую руку. Я как врезал, он через три стола перелетел…
— Через два, — возразил Джек.
— Ну хорошо, пусть через два, — легко согласился Барнаби. — Но это тоже неплохо.
Они снова помолчали.
— Эх, воспоминания, — покачал головой Барнаби. — Выпить бы.
— Значит, все-таки поддаешь?
— Поддаю, — признался ветеран. — Иногда вспоминаю наших ребят — Шолквера, Парризи, Лескера… И думаю: вспоминают ли они нас?
— Их, может, уже и в живых никого нет. Нас же перед самой кампанией выгнали. Неизвестно, кто уцелел после наступления.
— Может, и так, но мне хочется думать, что все они живы и им там лучше, чем нам в этом большом городе, где никто никому не нужен… Пять лет прошло, а я никак не привыкну. В старика здесь превратился, как будто свою молодость на войне забыл.
Где-то в подвале раздался звук удара, будто хлопнули деревянной крышкой.
Барнаби вздрогнул и попятился от двери.
Джек был удивлен — он никогда не видел Барнаби таким.
Послышались тяжелые шаги, затем дверь распахнулась от сильного удара, и в комнату вошли трое.
Тот, что показался первым, был высок ростом — на полголовы выше Джека и шире в плечах. Его мускулистый торс обтягивала дорогая спортивная майка с эмблемой популярной в городе команды «Золотые Шакалы».
Свиту этого физкультурника составляли двое не уступавших ему размерами грузчиков или вышибал. На них были синие майки с надписью «Ресторан Грея Фиглера».
«Это зять Рона», — догадался Джек, с интересом разглядывая всех троих.
— Итак, старик, — произнес Грей Фиглер, поигрывая коротким стеком. — Ты должен очистить это помещение сегодня вечером. Я пришел напомнить тебе об этом. Было время, когда я предоставлял тебе и кров, и стол, но сезон бесплатных угощений прошел. Вечеринка закончилась, гостям пора разъезжаться… — Фиглер умолк и вызывающе посмотрел на Джека, который тихо сидел на стуле. Гость ничего не сказал, и Фиглер продолжил: — Надеюсь, ты не станешь выть и истекать соплями, выпрашивая у своей дочери отступных и всего такого прочего?
Барнаби молча покачал головой.
— Вот и отлично. Видимо, мое лечение пошло тебе на пользу, па-паш-ка.
Фиглер засмеялся, вместе с ним засмеялись его грузчики. Джеку эта троица напомнила недавних обидчиков — борцов-лесорубов из Твинстена.
Зять Барнаби перестал смеяться, его лицо сделалось серьезным.
— Все было бы хорошо, старичок, если бы ты не нарушил основной закон — не приводить сюда баб и всяких гостей вроде этого вот, в пиджаке. Или, может, ты думал, что тебе все сойдет с рук, раз я решил тебя вышвырнуть?
Барнаби ничего не говорил, глядя в пол.
— Ты кто? — спросил Фиглер, брезгливо дотрагиваясь до плеча Джека своим стеком.
— Я друг Рона, — ответил тот.
— Вот прямо сейчас, друг Рона, вставай и вали отсюда побыстрее. Ты понял?
— Лейтенант, не надо! — крикнул Барнаби, бросаясь к Джеку, однако было уже поздно.
Хрустнул сломанный стек, а затем в лицо Фиглера врезался кулак Джека. Бедняга отлетел к грузчикам, но Джек достал его еще несколько раз, после чего Фиглер рухнул, словно мешок с гвоздями. Его подручные пытались организовать оборону, но их было слишком мало, а Джек был слишком зол.
Если бы не Барнаби, он бы затоптал их всех троих, а так Рону все же удалось оттащить своего бывшего командира и усадить на стул.
— Джек, прекрати! — кричал он. — Он мой зять, Джек!
Наконец глаза Зиберта прояснились, и Барнаби разжал руки.
— Теперь ты понял, почему я давал ему побить себя? — сказал он.
— Боялся, что убьешь… — усмехнулся Джек, на его побелевшее лицо стал возвращаться цвет.
— Вот именно. А он муж моей дочери. Подлец, конечно, но вроде ее любит.
Барнаби подошел к бесчувственному Фиглеру и дотронулся до его носа, проверяя, не сломан ли.
Зять очнулся и, увидев Барнаби так близко, закричал:
— Простите, па-па! Простите!
Грузчики все еще пребывали в беспамятстве. Они пытались сопротивляться, и им досталось больше, чем Фиглеру. Да и выглядели они значительно хуже.
— Я не понимаю, Джек, как за эти пять лет ты еще не сел за убийство? — искренне удивлялся Барнаби, осматривая лица грузчиков.
— Папа, только не убивайте! — продолжал скулить Фиглер, отползая к двери.