Западня
Шрифт:
Она покачала головой.
— Я тоже, так что мы оба получаем возможность пополнить образование.
В Лондоне Мэриан первым делом купила утреннюю газету. Как и прежде, на первой полосе красовалось лицо Мадлен. Надпись под портретом гласила: она вместе с Энрико Таралло оказалась замешанной в какую-то заварушку на Сардинии.
— Теперь мы хоть знаем, где она.
— Боюсь, что пока нет, — возразил Мэтью. — Прочти-ка вот это.
Мэриан прочла. И вдруг покатилась со смеху.
— Ох, Мэтью! Мэдди всю жизнь мечтала о грандиозном приключении. Ну так она своего добилась. Черный лимузин! Извини,
— Кто знает.
В широкой желтой юбке и белой цыганской блузке, таинственным образом появившихся утром у нее в комнате, Мадлен сидела на крохотной горной полянке, усыпанной голубыми колокольчиками. Внизу бирюзовые волны набегали на берег частного пляжа Таралло. Мадлен перевела взгляд дальше, туда, где в белесой дымке небо сливалось с землей. Солнце согревало и тело, и душу. На губах Мадлен блуждала улыбка; ей вспомнилось все происшедшее за последние сутки.
Ее выволокли из кафе в Порто Черво, запихнули в лимузин и до самой окраины везли с завязанными глазами. Там машина остановилась; в нее сели Энрико и кто-то еще, и лимузин умчался дальше в ночь. Пассажиры громко разговаривали по-итальянски, а Мадлен непонимающе уставилась на Энрико, как только с ее глаз сняли повязку. От страха у нее отнялся язык. Энрико увидел выражение ее лица и улыбнулся.
— Не бойся, cara, это проделки моей бабушки: она решила таким образом доставить нас домой.
Из дальнего угла автомобиля донесся хриплый, каркающий голос. Женщина подняла вуаль, и Мадлен увидела белое старческое лицо.
— Мадлен, познакомься с моей бабушкой, Сильвестрой Таралло. У нее повсюду есть осведомители. Они тайно следили за нами в кафе, где разыгрался скандал. Сильвестра, это…
— Я знаю, кто она.
Старуха говорила по-английски с сильным акцентом и тяжело дышала. Сказав что-то Энрико на родном языке, она повернулась к Мадлен.
— Я сказала своему внуку, что ты навлечешь на нашу семью бесчестье. Я видела твои фотографии.
— Сильвестра!
Энрико снова перешел на родной язык, а Мадлен забилась подальше в угол.
Они вошли вслед за старухой в роскошный зал, отделанный серым мрамором. Явились двое слуг. Сильвестра отдала им распоряжения и обратилась к Мадлен:
— Твоя комната готова. Иди с Орсолой. У тебя есть вещи?
Девушка покачала головой. Энрико незаметно от бабушки подмигнул ей и жестом показал, чтобы слушалась.
Утром ее разбудили детские голоса, но после приема, оказанного ей Сильвестрой, Мадлен не посмела покинуть комнату. В изножии кровати лежала аккуратно сложенная одежда; ее платье и рубашка и шорты Энрико испарились.
Пришел Энрико вместе с горничной, которая принялась сервировать завтрак на веранде. После ее ухода Энрико передал Мадлен утренние газеты, пестревшие сообщениями о вчерашнем скандале.
— Если все похищения таковы, не представляю, из-за чего люди поднимают шум, — проговорила Мадлен.
Энрико криво усмехнулся.
— Однако нужно исправлять положение. Я сам займусь прессой.
— С каждой минутой романтичнее, — хихикнула Мадлен и вдруг помрачнела, вспомнив о Поле.
— Гони своих призраков, — посоветовал Энрико. — Наша кухарка Лара обидится, если ты не оценишь
Мадлен прыснула.
— Я никогда не пью чай. Но, конечно, не стоит обижать Лару.
После завтрака Энрико отвел ее в сад.
— Погуляй. Если захочешь, спустись на пляж. Скоро я составлю тебе компанию.
— А сейчас ты не можешь остаться?
— Я должен объясниться с Сильвестрой. И с прессой.
И вот Мадлен сидела на полянке наверху горы и любовалась морем. Внезапно на нее упала тень. Она подвинулась, давая место Энрико.
— Знаешь, мне даже приятно быть твоей пленницей.
Он закатил глаза.
— Скажешь такое еще раз — потребую выкуп.
— Сколько я, по-твоему, стою?
— В лирах или фунтах стерлингов?
Мадлен пожала плечами.
— Я все равно бедна, как церковная крыса, так какая разница? Ты говорил с Сильвестрой?
— Ты ее боишься?
Мадлен кивнула.
— Она хочет потолковать с тобой. Не пугайся. Она намерена извиниться за вчерашнюю бестактность.
Мадлен назвала бы это иначе, но сочла за благо воздержаться от комментариев.
— Да, кстати. Я сделал заявление для прессы, что тебя никто не держит здесь силой. Ты разочарована?
Она с несчастным видом кивнула.
— Это очень глупо с моей стороны, но я хотела, чтобы Пол поволновался.
— Если интуиция меня не обманывает, сейчас он рвет и мечет, представляя тебя в когтях гнусного разбойника Энрико Таралло.
— Ты — гнусный разбойник?
— Я пошутил. Брось, не расстраивайся. Может, оно и к лучшему. Если он мог так поступить, да еще при посторонних, не такое уж он сокровище. Так же как и Шамира — не подруга. Правда, любовь не признает доводов рассудка…
Мадлен легла на спину и уставилась в небо. Пол и Шамира… Их измена наполнила мир вокруг жуткими призраками. Но сейчас, когда рядом был Энрико, они отступили, чтобы вернуться ночью, жечь ее воспоминаниями о том, как Пол просил слепо верить ему и обещал, что больше не будет никаких фокусов, никакой лжи, — и в то же самое время вынашивал черное предательство. Вырви он у нее сердце из груди — и то было бы не так больно. И тем не менее, появись он сейчас здесь, на горе, — она бы так и бросилась к нему в объятия!
Мадлен покосилась на Энрико, который сидел, рассеянно глядя вдаль. На острове так тихо, а Энрико так добр — остаться бы здесь навсегда!
— Не хочется уезжать, — пробормотала она.
— А как же публика?
Ее глаза наполнились слезами.
— Не надо, не говори так.
Он улыбнулся.
— Бедная, прекрасная Мадлен! «Девушка, завоевавшая мир демонстрацией своих прелестей»! Это из сегодняшних газет… Можно, я скажу, что думаю?
— Да.
— Лишиться родителей — трагедия для ребенка. Возможно, твоя жажда признания идет оттуда — из детства. Все мы нуждаемся в том, чтобы чувствовать себя единственными и неповторимыми. Должно быть, ты завидовала Мэриан, ощущала себя — как у вас говорят? — бедной родственницей. И вот ты стала показывать миру свою красоту в надежде обрести то, чем тебя будто бы обделили. Но, видишь ли, cara, среди чужих этого не найдешь. Это могут дать только родные — те самые кузина и тетя, которых ты запретила себе любить.