Западный ветер — ясная погода
Шрифт:
Когда де Голль узнал, что находящимся в Индокитае французам не разрешат принимать капитуляцию японцев, и понял, что сопротивляться этому решению союзников он не сможет, французским группам в Лаосе и Камбодже было приказано «не допускать столкновений с китайскими войсками и установить с ними возможно лучшие отношения». Однако ситуация неожиданно изменилась. Узнав о том, что они должны сдаваться китайцам, японские войска, находившиеся севернее 16-й параллели, начали поспешно отступать на юг. (У японцев были основания предпочесть английский плен китайскому.) Японские войска отступали с такой скоростью, что уже 14 сентября, до того как первые гоминьдановские части появились на северных границах Лаоса, ни одного японского солдата в Северном Лаосе не осталось. В результате для французов, чьи отряды и диверсионные группы находились именно там, создалась чрезвычайно благоприятная обстановка. Им не разрешили разоружать японцев, но и не запретили возрождать колониальную администрацию. Поэтому по мере того как японские части откатывались на юг, по их пятам спешили французские группы, которые входили в города и объявляли о восстановлении в них власти Франции. А так
Кто только не требовал от короля, чтобы он провозгласил независимость своей страны! Японцам он покорился, но пришлось срочно отказаться от этого, как только во дворец явился загорелый и обтрепанный от жизни в джунглях майор Имфельд. Теперь провозглашения независимости требовали китайцы. Наконец, с требованием объявить Лаос независимым явился премьер министр Петсарат, за спиной которого стояла организация «Лао пен лао». Петсарат доказывал, что, не будучи в состоянии в очередной раз защитить протекторат, Франция расписалась в том, что не имеет права господствовать в Лаосе. Пускай этот вопрос решат союзники. Не в силах разобраться в требованиях всех столь разномастных сторонников независимости Лаоса, король уклонился от решения, и Петсарат взял руководство судьбами страны в собственные руки. 14 сентября он издал указ о подчинении всех французских чиновников королевскому правительству, 15 сентября — об объединении королевства Луангпрабанг и южных провинций.
На Петсарата не действовали ни телеграммы, которые составлялись в Луангпрабанге от имени короля, ни даже то, что капитан Фабр ввел во Вьентьян, где находился Петсарат, свой отряд. Отряд был невелик, а Петсарат уже успел организовать собственную милицию. Имфельд в панике просил де Голля принять меры на высшем уровне. Де Голль предложил в ответной телеграмме подкупить короля обещаниями: «Чтобы положить конец антифранцузской деятельности премьер-министра Петсарата, надлежит информировать короля Луангпрабанга, что французское правительство готово признать его верховную власть над южными провинциями Лаоса с целью достижения лаосского единства.
Предложите королю отмежеваться от Петсарата и взять его под наблюдение в Луангпрабанге».
Но время работало на Петсарата и его сторонников. В сентябре отделения «Лао пен лао» появились во всех городах Лаоса, на юге возник комитет «Лао иссара» — «Свободный Лаос», из Вьетнама прибыл влиятельный сторонник Петсарата принц Суфанувонг, который участвовал там в Августовской революции и встречался с Хо Ши Мином. Суфанувонг стал председателем расширенного комитета «Лао иссара».
10 октября французский нажим на короля дал наконец свои плоды. Король прислал Петсарату телеграмму, в которой снимал его с поста премьер-министра, лишал чинов и званий и приказывал немедленно устраниться от политической деятельности. Телеграмма вызвала во Вьентьяне негодование. И хотя сам Петсарат, движимый соображениями феодального кодекса чести, тут же подчинился королю и сложил с себя все посты и звания, движение от этого не ослабло. Во-первых, сам Петсарат не отказался от идеи освобождения Лаоса и неофициально продолжал борьбу за независимость; во-вторых, организации освобождения за недели королевских колебаний настолько окрепли, что результатом стало лишь ускорение процесса формирования нового, не зависимого от короля и французов, правительства. Во главе его встал губернатор Вьентьяна принц Кхаммао, в состав вошли принц Суванна Фума и принц Суфанувонг, руководители «Лао пен лао» и представители знати. В целом кабинет был составлен из принцев и князей.
12 октября правительство Петсарата (в которое Петсарат уже не входил) объявило Лаос независимым государством, и в тот же день была опубликована первая в истории страны конституция. Королю была послана телеграмма, в которой ему предлагалось остаться монархом до тех пор, пока вопрос о форме будущего государства не решит Учредительное собрание. Однако он не должен был претендовать на реальную власть. В случае отказа королю предлагали отречься от престола. Король, то ли надеясь на помощь французов, то ли опасаясь их мести, не стал отвечать на телеграмму. В результате его свергли с престола, и он был вынужден подписать документ,
Глава V. Крушение Империи
Когда в 1943 г. японцы вспомнили про обещания, данные народам региона до войны и забытые после ее начала, это коснулось и Малайи. В январе 1943 г. японское командование в Малайе подтвердило статус султанов как религиозных глав своих государств и вернуло им прежние оклады, т. е. открыто взяло на себя протекционистские функции англичан. Еще через несколько месяцев были восстановлены государственные советы в султанатах. Изменилось и отношение к буржуазным националистическим организациям. Сразу же после падения Сингапура японцы освободили из тюрьмы руководителей Союза молодой Малайи (СММ) и разрешили им воссоздать свою организацию, но просуществовала она лишь несколько недель и в июне 1942 г. была запрещена. С 1943 г. политика японцев стала более гибкой, и они вновь стали опираться на те силы, которые шли на сотрудничество с Японией, в том числе и на СММ.
Следует заметить, что «желтый» расизм японской пропаганды входил в противоречие с чисто прагматическими целями военных и политиков, и оттого «табель о рангах» различных этнических групп Малайи не вполне соответствовала реальному положению вещей. Официально на первом месте в Малайе стояли малайцы, которых объявили «братьями» японцев и противопоставляли всему «пришлому» населению. Однако в действительности наиболее тесные связи у японской армии были не с малайцами, а с индийцами. Это было вызвано тем, что в Сингапуре базировалась армия С. Ч. Боса и там же находилось его Временное правительство свободной Индии. Так как движению Боса придавали большое значение в Токио, в Малайе японцы старались не возбуждать против себя сильную индийскую общину. В результате и экономические позиции индийского капитала, хотя и подорванные нарушением традиционных колониальных связей, не так ущемлялись, как в других оккупированных странах, и индийская община в целом была менее других национальных групп поражена войной, хотя, конечно, японская оккупация отнюдь не улучшила ее положения, и чем ближе к концу войны, тем сильнее были в ней антияпонские настроения. Условия в лагерях, где содержались пленные индийцы, были куда лучше, чем в лагерях для военнопленных англичан, и именно из военнопленных агентам Боса удалось набрать костяк своей армии — несколько тысяч военнопленных предпочли жить в казармах ИНА, а не за колючей проволокой в лагерях.
Подавляющей массе малайцев — крестьян и рабочих на плантациях — «расовая близость» к японцам не мешала бедствовать, голодать и умирать в трудовых батальонах, хотя в целом малайское крестьянство, особенно в тех областях, где оно могло самообеспечиваться, пострадало не так, как население городов. В то же время национальное малайское буржуазное движение после 1943 г. заметно активизировалось. Сознавая свою слабость, оно в основном надеялось добиться успехов путем союза с более сильным национально-освободительным движением Индонезии. Союз молодой Малайи завязал связи с индонезийскими националистами и даже с созданной японцами индонезийской армией ПЕТА, подполковником которой стал один из лидеров СММ — Ибрахим бин Якоб. Однако прошел еще год, прежде чем японцы всерьез восприняли паниндонезийские идеи. В июле 1945 г. в Сингапуре состоялась конференция представителей японской военной администрации всех тех образований, на которые делился малайско-индонезийский мир. Это совещание запоздало на много месяцев и никакого значения не имело, ибо капитуляция Японии была близким делом. На совещании японские администраторы наконец-то решили поддержать концепцию Великой Индонезии, которая могла привлечь на их сторону малайскую и индонезийскую буржуазию и сделать ее союзником в борьбе с растущим партизанским движением, руководимым чаще всего левыми силами. В результате этой конференции в Малайе было разрешено создание националистической организации КРИС (Особое народное движение). Прошел еще месяц, прежде чем Ибрахиму бин Якобу удалось собрать в Куала-Лумпуре учредительную конференцию КРИС, на которую приехали представители 20 различных организаций.
В определении судеб Малайи эта конференция никакой роли сыграть уже не могла — Япония капитулировала, а Индонезия провозгласила свою независимость отдельно от Малайи. Решения конференции имели значение лишь для будущих отношений с Англией, и именно Великобританию имели в виду делегаты конференции, когда принимали резолюцию о борьбе за независимость Малайи с целью присоединения к Индонезии. Ибрахим бин Якоб после этого перебрался в Индонезию, а руководство КРИС перешло к д-ру Бурхануддину. В течение еще одного месяца эта организация принимала резолюции, пока не вошли английские войска и не закрыли ее. Однако сам опыт существования КРИС не прошел бесследно, так как это было первое значительное объединение малайской буржуазии, и из КРИС выросла через некоторое время Малайская национальная партия, сыгравшая определенную роль в освобождении Малайи от колониальной зависимости.
На нижней ступени социальной лестницы в оккупированной Малайе оказались китайцы, причем если китайская буржуазия была лишь ограблена, то десятки тысяч китайских кули, и до войны бывших самой бесправной частью населения страны, оказались в невыносимом положении. Они не могли, подобно малайцам, уйти к родственникам в сельскую местность, не могли, как индийские кули, вступить в армию. Единственной альтернативой голодной смерти для многих из них оказалось бегство на границу джунглей, где женщины, дети и старики могли хоть как-то прокормиться, собирая дикие растения и очищая небольшие участки земли для посева, а молодые мужчины — присоединиться к партизанам.