Западный ветер - ясная погода
Шрифт:
Ввод в бой обеих английских резервных дивизий дал японцам сигнал к началу Ассамской операции. Мутагучи был уверен, что теперь в течение ближайших недель Слиму не удастся вернуть из Аракана завязшие там войска. Понимая серьезность положения, Слим запросил поддержки у генерала Стилуэлла, а тот, не надеясь сам уговорить Чан Кайши отдать приказ о наступлении китайских войск, обратился к Маунтбеттену с просьбой подключить к этому Объединенный комитет начальников штабов. Но на следующий день случилось непредвиденное: Маунтбеттен сильно повредил глаз, напоровшись на обломанный побег бамбука, его пришлось госпитализировать, и потому его послание в Вашингтон не было направлено до 17 февраля.
В то время как в Аракан еще перебрасывались резервы английской армии, японские дивизии начали тремя перевалами продвижение от Чиндуина к западу. Они шли теми же тропами, которыми два года назад бежали англичане. Южными перевалами через Тидейн и Таму двигались 33-я и 15-я дивизии. Их целью было выйти к Импхалу с юго-востока и юго-запада и отрезать этот город - одну из основных баз снабжения английской армии - от остальной территории Индии, 31-я дивизия генерала Сато двигалась через горы от Хоумалина для того, чтобы занять Кохиму и ударить в тыл отступающим от Импхала английским войскам. После этого ассамские долины должны были открыться перед японской армией. В общей сложности в составе 15-й японской армии насчитывалось более 100 тыс. солдат, с ними шел и семитысячный индийский отряд армии Боса.
Чтобы понять, с какими трудностями был связан этот переход и как дорого пришлось заплатить за него японцам, достаточно сказать, что все боеприпасы, включая по 300 снарядов на каждое орудие, двадцатидневные рационы и все остальное, необходимое для боев, солдаты несли на себе. Семнадцать крупных орудий везли на слонах, прочее тяжелое оборудование и снаряжение тащили 3 тыс. лошадей 5 тыс. буйволов и быков, конфискованных у бирманских крестьян. Единственной надеждой на победу была внезапность, и действительно, хотя разведчики и чиндиты Уингейта сообщали о приготовлениях японцев, сам многокилометровый марш оказался незамеченным - английское командование ожидало наступления японцев не ранее 27 марта.
В дни, когда основные силы японцев приближались к горам, Слим отражал атаки... Уингейта, который продолжал утверждать, что победит Мутагучи силами чиндитов, если Слим отдаст ему авиацию. В результате, несмотря на отчаянное сопротивление Слима и его офицеров, в самый решительный момент около 10 тыс. человек и более 1 тыс. вьючных животных, не говоря о сотнях тонн оборудования, были переброшены на планерах и транспортных самолетах на базы в горах в тылу японцев для удара с тыла.
Две дивизии англичан (17-я и 20-я) в это время находились в горах, готовясь к наступлению в сторону Чиндуина. В штабе английской армии было оговорено, что, если японское наступление не начнется, эти две дивизии, составлявшие 4-й армейский корпус, будут продолжать медленное движение вперед, наведение мостов и подготовку дорог в ожидании подкреплений, которые придут из Индии и Аракана. Третья дивизия (23-я) остается в резерве. Если же будут сведения о том, что японцы крупными силами переправились через Чиндуин, обе дивизии должны немедленно отступать, заманивая противника на открытую долину за Импхалом. Однако из-за ошибок разведки и штабов японские войска 7 марта незамеченными перешли Чиндуин и, пока дивизии 4-го корпуса ожидали приказа отступить, а английский штаб, убежденный, что японцы еще не начали наступления, такого приказа не давал, начали окружать растянувшиеся по горным вершинам и перевалам части. Лишь 13 марта приказ об отступлении был получен, но к этому времени японцы уже успели поставить ряд заслонов в тылу 17-й дивизии. 15 марта дивизия уже начала сражаться в окружении. Попытки пробить кольцо окружения с помощью полков 23-й дивизии - единственного резерва Слима на этом направлении - долгое время не приносили успеха. Таким образом, к 15 марта 20-я дивизия англичан с боями отступала, 17-я была в окружении, а части 23-й дивизии одна за другой бросались в бой, чтобы помочь отступающим.
Случись это сражение на год или два ранее, исход его был бы определен уже в первую неделю. Впрочем, японские генералы и сейчас были убеждены в быстрой и решительной победе. Однако 17-я дивизия не побежала и не сдалась в плен, несмотря на то что осталась в окружении в суровых горах над Чиндуином. Сказалась двухгодичная целенаправленная подготовка английских и индийских частей к боям в горных и лесных условиях. Джунгли уже не пугали солдат, а снабжение было тут же организовано по воздуху и с самого начала было лучшим, чем у японских войск. Да и действия чиндитов Уингейта, хотя их объективная польза кампании была невелика, сыграли свою роль: англичане знали, что отряды чиндитов сражаются в тылу японцев, атакуют их базы и пути сообщения, и десятки самолетов, пролетавших в японский тыл каждый день, напоминали об этом.
К тому же уже произошел естественный отбор командования английских и индийских частей. Во главе полков, дивизий и армий встали опытные офицеры и генералы, выдвинувшиеся в самые тяжелые дни поражений. Наконец, изменился сам дух войны. Англичане и их союзники понимали, что победа неизбежна, какие бы действия ни предпринимал противник. В верхах шли споры не о том, как удержать свои владения, а лишь о том, как наиболее эффективно завершить войну и как воспользоваться плодами победы. Поэтому даже когда японцы заняли Импхал, а также окружили и фактически захватили Кохиму, на судьбы не только войны в целом, но и на конкретном фронте это не повлияло. Более того, японцы, продвигаясь в долину, сыграли на руку стратегическому плану Слима и Маунтбеттена. Они давали возможности англичанам ввести в бой танки, авиацию и артиллерию, они укорачивали пути снабжения английских войск, а сами лишались возможности снабжать армию - горные тропы не справлялись с этим. Вся Импхальско-Кохимская операция японцев была еще одной авантюрой, еще одним "решительным сражением" войны, которая была уже проиграна. И как только японские дивизии завязли в изнурительных боях с англичанами у Импхала, генерал Слим и индийский штаб могли вздохнуть свободно - исход битвы не вызывал сомнений.
Даже тот факт, что японские войска превосходили противника численно, не стал решающим. Для того чтобы перебросить части из Аракана, англичанам не требовалось многонедельных переходов - существовала американская транспортная авиация, которая занималась переправкой грузов в Китай. Маунтбеттену удалось добиться того, что союзники временно уступили часть самолетов англичанам, и 7-я дивизия была переброшена из Аракана за несколько дней. И хотя неразбериха в штабах и запутанная картина боя, гремевшего на протяжении двухсоткилометрового фронта в сложнейших природных условиях, не дали возможности использовать эту дивизию лучшим образом, а заставили бросать в бой ее роты и батальоны прямо с самолетов, тем не менее наступление японцев замедлялось, превращалось в отчаянные многодневные бои за каждый дом, за каждую высотку, политую кровью тысяч солдат. Стало ясно, что до начала муссона японским войскам не выйти на просторы Ассама. А как только начнется муссон, поражение японской армии неизбежно - всякая связь с тылом будет прервана и армия останется без боеприпасов и продовольствия.
Несмотря на отчаянную стойкость японских солдат и упорство, с которым они захватывали высотки и перевалы, а потом защищали их, в действиях японских войск была явно заметна неуверенность и даже обреченность. Уже тот факт, что задачи, поставленные перед армией, были ограниченны, сковывал инициативу командиров японских частей. Что бы ни говорилось в приказах и призывах о том, что судьба Японии решается под Кохимой, это была ложь. И неудивительно, что генерал Сато, фактически овладевший Кохимой и имевший все возможности в первые дни боев кинуть часть своих сил дальше к северу, чтобы прервать снабжение Китая, так и не сделал этого, а генерал Мутагучи с упорством маньяка бросал свои части в лоб на Импхал, ни разу не проявив гибкости, столь обычной для японцев начального периода войны.
Японская армия менялась. Из жестокого и самоуверенного покорителя Вселенной она превращалась в огрызающегося, смертельно раненного зверя.
Читая сегодня воспоминания о последнем периоде Второй мировой войны и наталкиваясь на тысячи фактов массового самоубийства не только офицеров и генералов (которым это предписывалось самурайским пониманием долга), но и солдат в госпиталях, поджидавших американцев с гранатой в руке, или гражданских лиц на Сайпане или Окинаве, невольно делаешь вывод, что побудительной причиной этих самоубийств было не чувство долга или чести, а в первую очередь убежденность в том, что американцы пытают, насилуют и обязательно жестоко убивают всех японцев, попавших им в плен. Солдаты, медицинские сестры, чиновники, рабочие, торговцы могли неделями укрываться в пещерах, умирать от жажды, совершать массовые самоубийства, однако, согласно достоверным японским же свидетельствам, если они убеждались, что их не убьют, их отношение к долгу и плену коренным образом менялось. Именно безысходность положения, а также страх перед авторитетом, перед офицером, который имел право убить солдата, если тот не изъявлял готовности умереть за императора, приводили осажденных (а это феномен, характерный для последнего периода; войны и именно войны на островах, откуда некуда было отступать) к эмоциональному тупику, той границе отчаяния, за которой смерть более желанна, чем продолжение мучений и безысходности. Тут скорее напрашивается аналогия с русскими раскольниками, сжигавшими себя в скитах в обстановке массового психоза от безнадежности, а не от самоубийственных наклонностей старообрядцев.
Сочетание глубокого эффекта психологической обработки и лжи с традиционным преклонением перед авторитетом приводило к тому, что практически все операции на Тихом океане и на Филиппинах заканчивались тем, что остатки японского гарнизона, который должен был бы в интересах государства и войны продолжать сопротивление, отвлекая на себя американские войска, бросались в последнюю самоубийственную атаку и гибли до последнего человека у американских пулеметов. Американцы на определенном этапе боя уже знали о неминуемости этой формы самоубийства и были готовы к таким атакам, инициаторами которых всегда выступали кадровые офицеры, носители духа "бусидо".