Запах безумия
Шрифт:
Я поворачиваюсь и смотрю на Габриэль. Она до сих пор улыбается, и глаза ее говорят: ты знаешь, о чем я думаю, потому что читаешь мои мысли. И я тоже знаю, о чем ты думаешь, но мысли читать не умею — я просто знаю всех вас, все вы одинаковые. Стоит мне только улыбнуться — и уже никакой ты не Винсент, никакой ты не каратель, которого тут все боятся, а жалкий наркоман, который продаст душу за каплю моей крови. Я и правда жалкий наркоман, думаю я. И ведь я пришел сюда именно по этой причине…
— Нет, я не хочу вина, — отвечаю я, наконец. — К чему пустой треп? Ты знаешь, чего я хочу.
— Ну ладно,
Она подводит меня к женщине, которая до этого исполняла романс: та как раз закончила петь и, сделав несколько глотков из стоящего перед ней стакана с водой, перебирает ноты.
— Винсент, — повторяет певица и поднимает на меня глаза. На короткий миг мне кажется, что время исказилось, потеряло свою форму, и я вернулся в прошлое: она так похожа на Галлу. У нее точно такие же темные глаза, те же иссиня-черные волосы. Правда, у этой вакханки, в отличие от Галлы, нет ничего тонкого, интеллигентного и аристократического в лице. — Каратель. Очень приятно, каратель Винсент.
Мы обмениваемся вежливым рукопожатием. Дора легко гладит мои пальцы и отпускает их. Первая проверка — стоит ли вообще со мной связываться? Она уже не так молода, судя по всему, лет четыреста. Это можно понять не только по ощущениям, но и по тому, как величественно она держится: ни одной глупой улыбки, ни одного лишнего слова, ни одного ненужного жеста.
— Очень приятно, Дора, — говорю я.
— О нет. Это мне очень приятно, Винсент, — отвечает она. — Каратели заглядывают к нам не так часто, а вы, как я поняла, у мадам Габриэль особый гость?
Она обращается ко мне на «вы». Пережиток прошлого: молодые вакханки не забивают себе голову правилами приличия и «тыкают» новым знакомым со спокойной совестью.
— Мадам Габриэль сама решает, кто тут особый, а кто — нет, так что лучше будет спросить об этом у нее, — улыбаюсь я.
Дора смотрит на Габриэль, и та кивает ей.
— Не буду мешать вам, милая, — говорит она. — Развлекайтесь. С Винсентом тебе не будет скучно.
Дора снова переводит взгляд на меня.
— Здесь очень шумно. Мы можем подняться ко мне и выпить чего-нибудь. Вы согласны?
— Только если вы пообещаете мне, что мы перейдем на «ты».
— Я подумаю над вашим предложением, Винсент.
У Доры маленькая, уютно обставленная комната: тут преобладают оттенки зеленого. Мне в голову приходит ассоциация с пещерой где-нибудь в дремучем лесу, в самой ее чаще. Хозяйка зажигает свечи, а я занимаю одно из кресел.
— Как тебе тут, Винсент? — спрашивает она, расправляя очередной фитиль и поднося к нему зажженную спичку.
— Мне нравится у Габриэль, — отвечаю я. — Тут спокойно… и есть на что посмотреть.
Великая Тьма меня разбери, что я несу? И Дора, конечно же, тут же ловит меня за язык.
— На что, например? — задает она очередной вопрос.
— Похоже, вы и в возрасте четырехсот лет напрашиваетесь на комплименты?
Дора оборачивается и дарит мне обольстительную улыбку.
— Все женщины осознанно или неосознанно напрашиваются на комплименты, Винсент, особенно если рядом с ними привлекательный мужчина. Вакханки — не исключение.
Я не отвечаю, глядя на то, как она подходит к угловому шкафчику и достает оттуда небольшой графин из темного стекла, а за ней — два бокала, и наполняет их. Один — почти до краев, а во второй наливает совсем немного, буквально пару капель.
— Выпьешь со мной, Винсент?
Еще один маленький экзамен, на этот раз, уже на серьезность моих намерений.
— Конечно, — киваю я. — Не будешь же ты пить в одиночестве?
Дора отдает мне полный бокал. Вакханки готовят эту настойку по-разному — все зависит от того, где они родились. В этой улавливаются горьковатые нотки. Может быть, тархун или отвар коры какого-нибудь дерева: мне не дано узнать этого, они охраняют свой «семейный» рецепт афродизиака так, будто это самая священная на свете тайна. Дора внимательно смотрит на то, как я допиваю последний глоток, а потом забирает у меня бокал, ставит его на стеклянный столик и садится у моих ног.
— Расскажи мне о ней, — просит она, положив руку мне на колено. — Как ее звали?
— Галла, — отвечаю я коротко.
— Галла, — повторяет она задумчиво, и на ее губах появляется почти мечтательная улыбка. — Наверное, она была красавица?
— Да… но это было давно. Ваш Бог уже давно забрал ее к себе.
Дора вздыхает.
— Наша жизнь коротка, — говорит она. — Скоро придет и мой черед, а мне так и не посчастливилось стать наставницей одного из вас…
— Великая Тьма справедлива. Я уверен, что тебе выпадет такой шанс.
Она спрашивает у меня что-то еще, но голова у меня уже кружится, перед глазами все плывет, а предметы в комнате меняют свои очертания. Теперь мне на самом деле кажется, что мы оказались в пещере. Тут тихо, уютно и прохладно. Если не выходить на свет, то можно обмануть себя и представить, что ночь продолжается вечно, и что день ее не сменяет. Похоже, она налила мне слишком много. Бедная моя голова, представляю, как она будет раскалываться завтра с утра…
— Винсент! Ты меня слышишь?
Дора гладит меня по щеке и заглядывает мне в глаза. У меня точно такие же зрачки, как и у нее — огромные, с тонкой, почти незаметной полоской радужки.
— Слышу, — отвечаю я и понимаю, что у меня заплетается язык. — И слушаю. Очень внимательно.
— Время разговоров уже прошло. Идем.
Она берет меня за руку (очень кстати — я не стою на ногах) и ведет к стоящей в углу кровати. Я смотрю, как она поводит плечами, сбрасывая легкое платье, ложится на шелковое покрывало и протягивает мне руки.
— Идем , — повторяет она.
Я смотрю на нее, отчаянно пытаясь сфокусироваться и поймать хотя бы одну из мыслей, которые вихрем носятся в моей голове. Мысли, ощущения, реальность, фантазии, прошлое, настоящее — все перепуталось, дикая свалка, куда нельзя ступить без страха, что набьешь шишку или, чего доброго, сломаешь ногу. Да, похоже, она действительно переборщила: явный признак — цвета окружающих меня предметов кажутся ярче, а если долго смотреть на них, меняются на противоположные. Даже у Галлы не получалось сотворить со мной такое.