Запах чёрной смородины
Шрифт:
Я – РУССКИЙ
Я – русский, значит, сам я Бог,
и нету у меня иного Бога.
У русского всегда своя дорога:
обочиной, где не протянешь ног.
Мне всё равно вперёд или назад,
пусть без моста,
Мы, русские, – упрямая порода,
идём туда, куда глаза глядят.
Есть у меня особенная стать,
не то, что у еврея иль японца:
мне недосуг на месте постоять
и посмотреть, откуда всходит солнце.
Я не живу, а всё борюсь, и бьюсь,
терплю, надеюсь, искренне страдаю
всё за тебя, единственная Русь,
униженная, но навек святая.
Я никого не мыслю над собой,
я сам себе и Кремль, и столица,
но почему-то собственной судьбой
мне так и не пришлось распорядиться.
* * *
Ликует русская столица,
как будто вынула туза,
от счастья ржёт, как кобылица,
забывшая про тормоза.
А дело в том, что для позора
святой и праведной земли
в Москву на вечер гастролёров
из-за кордона привезли.
Хрипят нерусские певицы
и бесталанные певцы.
Учись, народ, у заграницы
мировоззрению овцы.
Глупеет публика в экстазе
под чужеземный визг и вой.
А русский дух от этой грязи
летит печально над страной
ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ
В одном из дворов, где старушки
играют в слова, как в игрушки,
где шумные ветераны до ночи бьют домино,
живут по соседству подружки,
три длинноногих девчушки.
А впрочем, всё это было уже давным-предавно.
Как дети все из СССР, а,
ходили они в пионерах,
росли, учились прилежно, вступали
затем в комсомол,
подругам и кавалерам
служили они примером,
так Родина им велела, так рулевой их вёл.
Девчонки красиво дружили,
не просто стайкой ходили,
они любили свой город, Родину и народ,
им верилось в то, что учили,
что старшие вслух говорили,
надеялись, что их тоже любит кто-то и ждёт.
Года пробежали, и Вера
в замужестве за офицером
жила в довольстве и счастье, но тут взорвался Афган,
унёс он с собою Валеру
и смял, как цветок, её веру
в безоблачное блаженство
и жизнь без падений и ран.
Подружка по имени Надя
работает няней в детсаде,
нелёгкое это дело, но дома трое детей,
их надо кормить, а Надя
сидит на едином окладе
и нету давно надежды, что кто-то заплатит ей.
И только подруга их Люба
меняет, как варежки, шубы,
ездит на мерседесе с мужем кутить в казино,
только судачат люди,
что мужа она не любит,
а отдаётся за деньги, золото и вино.
Гуляет ветер в аллее
то медленнее, то быстрее,
мокрой рукою листья, как перья с кур, теребя,
живут три подруги в Расее,