Запах денег
Шрифт:
Договорились встретиться на Страстном бульваре, у памятника самого сексуального поэта, Пушкина.
В жизни, не то что на фотке, Софочка оказалась на удивление страховидной. Ножки тонкие и кривоватые. Грудей почти нет. В бирюзовых, подкрашенных глазах, застыл испуг.
Но Семену было не до выбора. Его просто разрывало от похоти. Ничего, и такая сгодится.
Гуляли по Страстному, пересекли Тверскую, спустились к Патриаршим прудам.
Там, на скамеечке под
Он не ошибся!
Такого феноменально пылкого существа он еще не встречал. Сонечка просто змеей извивалась в его руках. А когда он погладил ее лоно, судорога оргазма сотрясла деваху.
— Пойдем куда-нибудь, — с помутневшим взором попросила Соня. — В подъезд, что ли…
Они прошли арку, там нырнули в огромный подъезд, там Сонечка принялась ласкать его естество ртом.
Сперма хлестала из него, как из шланга.
— Поехали к тебе, — сказала София. — Хочу тебя по-настоящему.
Соня совершенно перевернула его уныло размеренную жизнь.
Если раньше он сексуально резвился только у компьютера, то теперь он заметил реальных женщин. И они ему дико понравились.
Сеня стал завсегдатаем чатов знакомств, там он договаривался о встречах на вечер.
Какие фифы только не перебывали у него в гостях! Зоя, Ирочка, Мила, Лаура, Таня, Алсу, Наташка, Лёся… И со всеми дамочками у него феерический секс. Наконец-то, в свои 43 года, Сеня почувствовал себя брутальным мачо.
И со страшненькой Софочкой он не завязывал. Она его заводила с полуоборота.
Иногда прикалывались. Сонечка пряталась в шкафу и наблюдала сквозь щелочку за Сениными оргиями. Потом обстоятельно комментировала мужские подвиги.
А свои высокоморальные статьи для глянца Сеня стал писать еще блистательней. Появился живой материал. Не надо напрягать воображение.
Клеймя совокупляющихся людей, Семён Жаркий представлял свою Сонечку, Наталку, Алсу, Марию, Лёсю…
Однажды к Сене в кабинет зашел сам главред, Петр Лисицын.
— Странные ты опусы пишешь, — смущенно заметил он.
— Плохо пишу?
— Замечательно! Только после них хочется не в монахи идти, а в публичный дом. Кстати, ты не подсобишь на Тверской снять путану?
И Сеня стал теперь гулять во всю Ивановскую со своим главредом, Петром Лисицыным.
Семен с барского плеча сбросил ему всю клиентуру. С Софочкой они спали на пару, девушке это нравилось.
— Слушай, братан, — после одного крутого загула сказал Лисицын, — тебе не кажется, что наш глянец морально устарел? Нравственность и прочая лабуда выходят из моды. Что, если нам загнуть поганку?
— То есть?
— Зафигачить суперэротичную бодягу!
— Что ж… Я готов.
Новый журнал “Пупок Ариадны” стал пользоваться невиданным спросом. По тиражу он обошел “Московский комсомолец”. Расходился, как горячие пирожки.
Теперь Сеня призывал к разврату, к самому разнузданному и бесчеловечному.
Москва вздрогнула. Деторождаемость удвоилась.
Но вот закавыка… Став творцом порностатей, Сеня начисто утратил влечение к женщине. Ну, не поднималось его естество!
Даже фантастически знойная Софочка не могла его завести.
А это уже алес капут…
Кинулся Семен по докторам, потом к колдунам и ведуньям. Ничего! Напротив, женское естество стало вызывать у него яростное отвращение. Какая гадость эти груди, попа, пипа! Тьфу! Сгинь, сатана!
Потом осенило. Всю свою похоть он сливал в статьях, на реальную жизнь ничего не оставалось.
Надо было спасаться.
И Сеня Жаркий перешел рядовым журналистом в подростковый журнальчик “Барби”.
Стал сочинять, как подружиться с мальчиком, как правильно целоваться, как выводить веснушки.
Статьи выходили серыми, почти незаметными. Платили копейки. О вискаре с черной икрой пришлось позабыть. Ну и что?! Главное — он воскрес!
Представляете, у него ночью случилась поллюция. Этого не было уже пару десятков лет.
Он стал жадно глазеть на по-летнему полураздетых женщин.
Потом, дрожа от возбуждения, звякнул Софочке.
О, такого секса сносит крышу!
— Знаешь, я хочу родить от тебя дочурку, — прошептала ему разнеженная София. — Ты — мой, мой, мой! Никому тебя не отдам.
Семен закусил губу.
Капсула 26. ЧЁРТОВА ДЮЖИНА ДОЛЛАРОВ
Флотилия по отлову каспийской кильки терпела фиаско. И это у него, у ловкого бизнесмена Феликса Чмо! Ткнулся Феликс к друзьям, а те от него, как от чумного барака. Мол, если Фортуна повернулась к тебе мясистым задом, то сам любуйся её потаенностями. А деньги, меж тем, таяли, как майский снежок на Красной площади.
Тогда господин Чмо прибегнул к крайнему средству. Отправился к колдунье Фёкле Медунице. Старуху в унисон славословила вся «желтая» пресса.
— Сглаз на тебе, — зыркнула злыми глазками Фёкла. — Помочь могу. За десятину всех твоих прибылей.
— Прибыли? Какие прибыли? Вашими бы устами…
Фёкла сунула смуглую, словно обугленную, руку за пазуху и достала завязанный носовой платок. Бережно раскрутила узел. В платке оказались доллары.
— Раз, два, три… тринадцать, — старуха пересчитала наличность.
— Что это? — опешил Феликс.
— Чёртова дюжина долларов, — мрачно произнесла ведунья. — Возьми, но в оборот не пускай. Носи в нагрудном кармане. Рядом с сердцем.