Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
— Слышь, кто он, а?
— А откуда он, ты не знаешь? — спрашивали мы друг у дружки, пихаясь локтями и жадно рассматривая Аяна с головы до пят так бесцеремонно, точно он был неодушевленным предметом.
А он в свою очередь глазел на наш растерзанный вид, и во взгляде его сквозило недоумение. Хороши мы были тогда, грязные, точно поросята. Штаны и рубахи под слоем пыли потеряли свой первозданный цвет и висели клочьями, словно только что побывали в зубах у своры собак.
Его одежда не отличалась ни новизной, ни качеством, но чистенький
— Гляньте на него, такой сопляк, а уже отпустил чуб, — высказался первым Есикбай, плохо скрывая зависть.
Нам было не смешно, но все же мы рассмеялись, стараясь поддержать своего товарища перед чужаком. Смех получился фальшивый, как будто нас вынуждали, Аян густо покраснел и промолчал.
— А я знаю, кто он! — громко произнес Садык. — Вы приехали вчера вечером, верно? — обратился он к новичку. — И у вас еще была темно-серая корова. Правильно я говорю?
— Правильно, — кивнул серьезно мальчик. — Только она не совсем темная. Ты видел ее вечером, а днем она гораздо светлее, и еще у нас есть теленок. — И мне почудилось, будто по его губам скользнула усмешка.
А Садык продолжал свое:
— Как тебя звать?
— Аян.
Кое-кто из ребят зашевелил губами, стараясь запомнить его имя.
— Пойдем с нами, будем дружить, — предложил Садык и, не дожидаясь согласия, ухватил Аяна за руку и потянул за собой.
Новичок взглянул на его грязные исцарапанные пальцы и осторожно высвободил руку. Ну, подумал я, и начнется сейчас. Вряд ли стерпит Садык такое оскорбление.
— Ребята, где у вас можно купаться? Жарко, так и печет, — сказал Аян, не дав Садыку обидеться.
— Ну, у нас имеется такое местечко, вода — во! — ответил за всех наш простодушный Садык. — Хочешь, сходим сейчас?
— Хочу! — кивнул Аян.
Садык повел приезжего к заводи, всячески расписывая по дороге ее достоинства. А мы повалили следом. Ребята крутились перед Аяном, каждый старался вставить словечко и тем самым возвыситься в глазах диковинного мальчика. Но хозяином положения был Садык.
— Знаешь, сколько могу просидеть под водой? Пока ты сосчитаешь до шестидесяти, — упоенно врал, и в эту минуту верил сам себе наш честнейший Садык.
— А у меня тоже есть белая рубашка, между прочим. Только она лежит в большом сундуке. Не велит надевать мама. Вот, говорит, подрастешь — и носи на здоровье, — сказал Касым-царапка.
Это прозвище он получил за то, что в драке всегда лез ногтями в лицо. Ревел в три ручья и в то же время так и норовил вцепиться в глаза. Поэтому многие ребята старались не связываться с Касымом-царапкой. И только Есикбай не боялся его длинных и грязных когтей.
Сейчас Есикбай ревниво брел в стороне. Он был самым сильным драчуном, жилистый, и длиннорукий, и поэтому некоторые мальчишки то и дело лебезили перед ним. А теперь его будто и не было — все внимание ребята отдали чистюле-новичку. Вот отчего Есикбай шел в гордом одиночестве и брюзжал презрительно себе под нос.
— А ну-ка иди сюда. Царапка! — рявкнул Есикбай, едва Касым закрыл рот.
Касым приблизился с опаской, на всякий случай его пальцы скрючились, точно когти беркута.
— А может, в твоем сундуке и золота полным-полно? Но-но, спрячь свои когти, кошка. А голову подставь, вот так. — И Есикбай звонко щелкнул Царапку по голове.
Голова Царапки зазвенела, словно спелый арбуз. А Есикбай щелкал еще и еще, вкладывая все свое умение и силу. Касым заплакал от злости и бросился на обидчика. Но Есикбай опередил его и ударил по носу.
Касым зажал нос ладонью и поплелся назад, в аул, ссутулившись и вздрагивая. А Есикбай посмотрел Аяну в глаза многозначительно, как бы говоря, учти на будущее, у меня разговор короткий.
Аян, в свою очередь, обвел нас вопросительным взглядом: мол, что же это у вас творится? Но никто не хотел связываться с Есикбаем, мы отвели глаза. К тому же коварный Касым не пользовался нашим расположением.
— Ты, конечно, сильный, но за что так его? — спросил Аян Есикбая, покачав головой.
Есикбай саркастически фыркнул и опять отошел в сторону. На большее он пока не решался. Сегодня Аян и для него был чем-то необычным.
В тот день мы купались, загорали и снова купались, до вечера играли у заводи и так свыклись с Аяном, будто он жил в нашем ауле со дня рождения.
Словом, в первые же дни Аян завоевал всеобщую симпатию. Особенно нам понравился его мягкий покладистый характер. Каждый, конечно, стал исподволь набиваться в друзья, но Аян относился ко всем одинаково по-доброму, давая понять, что желает ладить со всеми. Кое-кто из забияк пытался расшевелить Аяна, прощупать его, но Аян только хмурил брови и отходил подальше, а самому настойчивому ответил так:
— Я не хочу драться. Потому что это глупо, и потому что я у бабушки один. Если я подерусь, ей будет неприятно.
И провокатор отошел с миром. В том, что Аян был не хилого десятка, он убедился еще в день знакомства. Тогда мы боролись на песке, и новичок клал всех на лопатки. Только Есикбай одержал над ним победу.
Этот неугомонный драчун дня четыре приучал себя к мысли, что Аян такой же, как все, и, значит, его можно бить в общем порядке. Укрепившись в таком мнении, Есикбай начал придираться к Аяну. Но вызвать на скандал умного и доброго Аяна не так было просто.
— Да хватит тебе! Перестань, — отмахивался Аян добродушно.
Но однажды Есикбай потерял терпение, послюнявил палец и мазнул Аяна по лицу.
Аян вытер лицо тыльной стороной ладони и серьезно спросил:
— Значит, ты никак не можешь не драться?
— Что, с тобой, что ли? Видали мы таких! — запетушился Есикбай и попытался щелкнуть Аяна по лбу, но тот уклонился вовремя.
— Пойдем в лог. Посреди улицы драться не буду. Тут уж бабушка узнает наверняка, — спокойно сказал Аян.