Запасной инстинкт
Шрифт:
– Знаю, как ты знаешь! А кого в прошлую среду Митяй на себе принес? Стыдоба какая, перед людьми-то!
– А что? Твои люди не пьют?!
– Да все люди как люди пьют, один ты, как буйвол меченый!..
– А в гадюшнике твоем больничном не пьют?!
Там все ангелы небесные с крыльями?
Троепольский, растерявшийся было в начале дискуссии, неожиданно осознал, что, если немедленно не возьмет инициативу в свои руки, дело может кончиться скверно.
– Так кто приходил-то?! – в потолок громко крикнул он, и все неожиданно смолкло.
На пороге комнаты показалась Натали с чайником в правой
– Куда?
– К вам, – с нажимом сказал Троепольский и вытащил сигареты, – в тот вечер, когда я ошибся дверью. Кто еще?
– Чаю будете пить?
Троепольский сказал, что “чаю” он пить будет, решив, что в противном случае гостеприимная хозяйка непременно обидится.
На утлом столике образовались чашки с блюдцами, пластмассовая желтая сахарница в виде груши – полгруши снималось, а из оставшейся половины надо было вычерпывать сахарный песок, – темное варенье в вазочке синего стекла и печенье “Юбилейное” в пачке. Натали проворно накинула на тахту покрывало, посмотрелась в полированный сервант, опять поправила челочку и разлила чай.
Троепольский посмотрел в свою чашку с блюдцем. В желтой жидкости болтались черные чаинки, а на блюдце был почему-то рассыпан сахар. То ли он сам его рассыпал, то ли он всегда там был. “По жизни”, как теперь принято выражаться.
Вова тоскливо поглядел в свою чашку с блюдцем, зачем-то взболтал чай, сунул чашку на столик и сказал с тоской:
– Э-эх!..
– Пей, пей, – посоветовала Натали, – вкусно, если с булочкой. Хочешь булочку? Или печеньку? А вы, – это уже Троепольскому, – зря пришли. Никого вы не найдете. Уж раз убили, то и убили, так я считаю. Судьба такая. Нынче всех убивают, а вчера какая-то старуха квартиру свою подожгла, “Дорожный патруль” сказал.
– Да не подожгла она, а баллон рванул там! Как это вы, бабы, слушаете! Вам одно говорят, а вы все о другом!..
– Да не баллон, баллон рванул, где дедок заснул, пьяненький, и сигарету не потушил, а бабка сама квартиру подожгла, чтобы она дочери ее не досталась.
– Точно!
– Так я про что и говорю! Представляете, – это опять Троепольскому, – вот только что “Дорожный патруль” сказал, что бабка сама свою квартиру спалила, потому что дочь ее выселяла. А бабка решила, что лучше пусть сгорит она, только дочь все равно ничего не получит! И подожгла. Керосинцу запасла, полила все, да и кинула спичку.
– Во зараза какая, пенсионерка-то!
– Ой, кто бы говорил!.. Твоя-то мамаша в прошлом году на лестнице меня чуть до смерти не убила!
– Так было за что, когда ты три кило студня перевернула!..
– Так для тебя жратва первое дело, а на меня наплевать всегда! Вам бы с мамашей только жрать, а когда человек…
Троепольский протяжно завыл, наклонился вперед и взял себя за голову. Его вой так поразил спорщиков, что они даже позабыли про перевернутый в прошлом году студень.
– Ты чего? – с интересом спросил Вова. – Ты чего, мужик, а?
– Может, он припадочный, а, Вов? – тревожно просвистела Натали. – Смотри, он желтый какой-то.
– Кто к вам приходил?! Кто, так же, как и я, ошибся дверью?!
– Когда? – испуганно спросила Натали, и Троепольский быстро и доходчиво объяснил, когда именно. Еще он объяснил, куда следует немедленно
От этих объяснений ему вдруг полегчало – голова перестала гудеть чугунным басовитым гудением, перед глазами прояснилось, и еще он сигарету закурил, а с сигаретой ему всегда становилось легче жить.
Вова порылся в заднем кармане тренировочных штанов, извлек мятую пачку и тоже закурил. Некоторое время все задумчиво курили. Потом Троепольский стряхнул пепел в чашку с чаем и спросил:
– Ну?
– Девушка приходила, – с готовностью сообщила Натали и покосилась на Вову. – Ну, то есть как девушка! Такая… не очень молодая девушка. Как я, примерно. Ну, тоже, как вы – “простите, извините, где Федя?”. Я ей – какой такой Федя? Она мне – а что, разве Федя здесь не живет?! А я ей – знаете, девушка, надо у своих кавалеров адресок-то поточнее узнавать, а то небось в прошлый раз, когда у него была, ни о чем на свете не думала, кроме как о том самом, а теперь вот найти не можешь!.. А она мне – так он здесь не живет?! А я ей…
– Как она выглядела? – перебил Троепольский. Жить ему не хотелось. Сигарета отвратительно воняла.
– Кто? А, девушка эта? Да хорошо. Такая приличная, ничего не скажешь, на прошмандовку не похожа. Ну, в джинсах, конечно, и тут у ней так сделано красиво, как будто прошито, что ли, ну, сумка такая на плече, не маленькая, но такая… коричневая.
– Блондинка или брюнетка?
– А она в капюшоне была. На куртке капюшон пришит, и она его на голову натянула. Не разобрать там, брюнетка или блондинка. Зато в очках.
– А… во сколько она приходила?
– Да вы что? Смеетесь? Откуда я знаю, во сколько-то? У меня время не казенное, а личное, я на часы просто так каждую минуту смотреть не должна, и мужик у меня спал.
– Ну, хоть вечером или днем? Или утром?
– Ну, к вечеру ближе, конечно. Темнело уже так… смерклось почти. Но еще до игры, в которую Галкин играет.
– Какой Галкин? – не понял Троепольский.
– “Как стать миллионером”, – ответила Натали таким тоном, словно Троепольский только что признался ей, что никогда в жизни не слышал о существовании азбуки. – Максим Галкин ее ведет, мой любимый! Он мне автограф однажды дал, вот тут он у меня…
И она вскочила с дивана, чуть не снесла столик и метнулась к секретеру, но Арсений Троепольский меньше всего в данный момент своей жизни был расположен смотреть автограф Максима Галкина.
– У нас рядом клиника ветеринарная, – тараторила Натали, – а прямо за ней пончики продают и пирожки разные, мы с девчонками по очереди бегаем, на обед взять чего-нибудь, и в тот раз я побежала, а он прямо подъехал, и машина какая! Я такую не видала никогда. Ну, остановилась посмотреть, я же не знала, что это он-то подъехал, а так остановилась, потому что машина, и вижу – он! Собаку свою привез, в ветеринарку-то! А собака! Такая чудная, вся в складках, как будто шкуры у нее больше, чем надо, а тела меньше. Я погладить ее хотела, а он сказал – автограф дам, а гладить не дам, потому что она маленькая еще. И дал! Вот поглядите, написано – “Наташе от Максима на память”. И роспись. Наташа – это я, потому что он не знает, что правильно меня звать Натали, а сказать я ему не успела…