Запасной
Шрифт:
Будущее. Мы вслух гадали, каким оно будет. Я беспокоился об этом, а Хеннерс нет. Он не воспринимал будущее всерьёз, ни к чему не относился серьёзно. Жизнь такова, какая она есть, Хаз. Это был Хеннерс, всегда и навеки. Я позавидовал его спокойствию.
Однако сейчас он направлялся в одно из казино Эдинбурга. Он спросил, не хочу ли я пойти с ним. Ах, не могу, — сказал я. Меня никак не могли увидеть в казино. Это вызвало бы огромный скандал.
Очень жаль, сказал он.
Ваше здоровье, сказали мы оба, пообещав скоро поговорить снова.
Два месяца спустя, воскресным утром — как раз перед Рождеством 2002 года. Новость, должно
Нет, он уже не поправится
А другой парень, водитель, тяжело ранен.
Мы с Вилли ходили на похороны. Маленькая приходская церковь по дороге от того места, где вырос Хеннерс. Помню, как сотни людей втискивались на скрипучие деревянные скамьи. Помню, как после службы стоял в очереди, чтобы обнять родителей Хеннерса, Алекса и Клэр, и его братьев, Томаса и Чарли.
Я думаю, пока мы ждали, я подслушал, как шепотом обсуждали катастрофу.
Стоял туман, знаете ли…
Они не собирались далеко ехать…
Но куда они направлялись?
И в такое позднее время?
Они были на вечеринке, и сломалась звуковая система!
И они поехали за другой.
Нет!
Они пошли одолжить проигрыватель компакт-дисков у друга. Недалеко, знаете ли…
Поэтому они не стали пристёгиваться…
Совсем как мамочка.
И всё же, в отличие от мамочки, это было трудно представить как исчезновение. Это была смерть, и тут не было других вариантов.
Кроме того, в отличие от Мамочки, Хеннерс ехал не так быстро.
Потому что за ним никто не гнался.
Все говорили, что максимум 20 миль в час.
И всё же машина врезалась прямо в старое дерево.
Кто-то объяснил, что старым гораздо труднее, чем молодым.
39
ОНИ НЕ ХОТЕЛИ ВЫПУСКАТЬ МЕНЯ из Итона, пока я не выступлю на сцене. Мне сказали, что я должен был принять участие в одном из официальных драматических спектаклей, прежде чем меня «выпустят на волю».
Это звучало нелепо, но в Итоне к театру относились смертельно серьёзно. Драматический факультет ставил несколько постановок каждый год, и постановка в конце года всегда была самой крупной из всех.
Поздней весной 2003 года это был шекспировский "Много шума из ничего".
Меня выбрали на роль Конрада. Второстепенный персонаж. Возможно, он был пьющим, возможно, просто пьяницей, что давало прессе всевозможные хитроумные поводы называть меня тоже пьяницей.
Что это было? Он играет самого себя, не так ли?
Истории писались сами собой.
Преподаватель драмы в Итоне ничего не сказал о типизации, когда давал мне роль. Он просто сказал мне, что я Конрад — Радуйся, Гарри, — и я не сомневался в его мотивах. Я бы не стал допрашивать его, даже если бы заподозрил, что он издевается, потому что я хотел выбраться из Итона, а чтобы выбраться из Итона, нужно было выступить.
Среди прочего, изучая пьесу, я понял, что было бы неправильно и примитивно сосредотачиваться на потреблении алкоголя Конрадом. Он действительно был очаровательным парнем. Верный, но в то же время аморальный. Полон советов, но, по сути, ведомый. Прежде всего, он был прихвостнем, закадычным другом, главной функцией которого, по-видимому, было заставить аудиторию посмеяться пару раз. Мне было легко вжиться в такую роль, и во время генеральной репетиции я обнаружил, что у меня есть скрытый талант. Оказалось, что быть королевской особой не так уж далеко от того, чтобы быть на сцене. Игра есть игра, независимо от контекста.
В вечер премьеры отец сидел в самом центре переполненного театра Фаррера, и никто не провёл время лучше, чем он. Вот оно, его мечта сбылась, сын играет Шекспира, и он получает то, что ему причитается. Он кричал, он завывал, он аплодировал. Но, необъяснимо, в самые неподходящие моменты. Он странным образом делал всё невпопад. Он сидел безмолвный, когда все остальные смеялись. Он смеялся, когда все остальные молчали. Это было не просто заметно, а ещё и чертовски отвлекало. Зрители думали, что па — это растение, часть представления. Кто это там смеётся без причины? О… да это же принц Уэльский?
Позже, за кулисами, па рассыпался в комплиментах. Ты был великолепен, дорогой мальчик. Но я не мог не выглядеть сердитым.
В чем дело, дорогой мальчик?
Па, ты смеялся невпопад!
Он был сбит с толку. Я тоже. Как он мог не понимать, о чём я говорю?
Постепенно стало ясно. Однажды он сказал мне, что, когда он в моём возрасте играл в своём школьном спектакле по Шекспиру, появился дедушка и делал точно то же самое. Смеялся во все неподходящие моменты. Получился настоящий спектакль. Повторял ли па за отцом? Потому что он не умел по-другому быть родителем? Или это было более подсознательно, какой-то рецессивный ген проявлял себя? Неужели каждое поколение обречено невольно повторять грехи предыдущего? Я хотел знать, и я мог бы спросить, но это был не тот вопрос, который можно задавать па. Или дедушке. Поэтому я выбросил это из головы и попытался сосредоточиться на хорошем.
Па здесь, сказал я себе, и он гордится, и это не пустяк.
У многих детей нет и этого.
Я поблагодарил его за приход и поцеловал в каждую щеку.
Как говорит Конрад: Можете ли вы не выказывать своего недовольства?
40
Я ЗАКОНЧИЛ ОБРАЗОВАНИЕ В Итоне в июне 2003 года, благодаря многочасовой напряжённой работе и некоторым дополнительным занятиям, организованным па. Немалый подвиг для такого неучёного, ограниченного, рассеянного человека, и хотя я не гордился собой, именно потому, что не знал, как гордиться собой, я почувствовал отчётливую паузу в своей непрерывной внутренней самокритике.