Запасные книжки
Шрифт:
Не знать ответы на главные вопросы (вроде «есть ли Бог?») – абсолютная определённость.
Напрасно вы чувствуете неловкость, обнаружив себя дремлющим над текстом какого-нибудь замечательно-религиозного человека.
(Он благополучно изничтожает Толстого-проповедника, и, вероятно, справедливо, но Толстого читать интересней.)
Святость в слове – пресна, ей, в сущности, нечего сказать, т. к. тайна её невыразима. И если уж грешному писателю не следует со словом соваться в святость, то и святости не следует соваться
В Америке как бы можно встретить еврея, который не знает своей национальности. И (что важнее) нееврея, который не знает твоей национальности.
Нет, слушай, нет, слушай, я на Валаам, это вот, однажды. Плыву, каюта одноместная, большая, а я один. Выпил немного, бутылка у меня мадеры, на три четверти, а потом, думаю… Вышел на палубу покурить, никого. Вдруг у трубы вижу. Одна машет, иди сюда. Я говорю, у меня бутылка, тут, мол, холодно, тут, мол, пошли. Она, я тебе скажу, вот такая и ляжкастая, знаешь, и у меня от предвкушения, что ли, челюсть вот так заходила и стучит ходуном, лязгает, что я слова не могу… Я говорю, что у меня аллергия, и выхожу, ну и она ушла, слышишь…
Знакомая продавщица говорит: ты не пей – и к тебе потянутся люди.
Шотландский спонсор. Английский королевский спонсор.
Какая мерзость: пожилые люди в шортах!
Характер может быть только тяжёлый.
К искусству перевода.
Нора: «Меня сегодня так и подмывает выкинуть что-нибудь…» («Кукольный дом», Г. Ибсен).
Дело не в солнце и движенье, которых, может быть, и нет, а в новом племени. «Поезд ушёл», это ощущение – вечная роль неумного зрителя. Неумного – потому что умный зритель роли не имеет, а точнее, умный – никогда не зритель.
– Ты же знаешь, я очень серьёзно отношусь к литературе, – он говорил медленно и обстоятельно, и в голосе медленно и обстоятельно звучала скука.
– Да-да, знаю, – словно бы загипнотизированный, я втягивался в серую пустоту ерую устоту рую тоту…
Затем долго и нравственно он продолжал о своих чистых взаимоотношениях с людьми и журналами и лишь
в одном месте допустил роковую интонацию, сказав:
– Да мне что? Лишь бы они издали мой роман, – сказав с таким простодушно-циничным смешком, что я невольно подумал: «Какая неопрятная смерть».
Небо упало в обморок, и молния распахнула дверь в бильярдную.
Человек воспринимает жизнь как помеху.
Чем что-нибудь хуже, тем оно более предмет искусства. Всё плохое провоцирует на высказывание.
Пора принять какую-нибудь религию.
Жена даже спит с упрёком.
Стиль жизни (по телефону):
– Извини, не могу говорить, я одной ногой уже на улице (вариант: в могиле).
На первый взгляд человек может показаться интересным.
О каком вкусе можно говорить, если на полюсе – минус?
Медленное жаркое море. В час по ложной чайке.
В родном языке от частого повторения слово утрачивает смысл, в чужом – наоборот. Можно, наконец, уговорить себя, что оно – шкаф, например.
Иметь странный взгляд? Это обыкновенно. Другое дело само слово: обыкновенно.
Никто не заслуживает того, что с ним происходит.
На заданную тему: От других мне халва – что хурма, от тебя и хурма – бастурма.
Из Розанова:
Как бы убивать не прикасаясь?
(При ловле моли.)
Целоваться, не говоря о больших интимностях, становится как-то неудобно. Давайте застегнёмся. Старость – это официальная часть, идущая после концерта.
Мандельштам: «Фета жирный карандаш» – идёт от fett немецкого (англ. fat) и идиш – жирный.
(Догадался сам, не зная, что меня опередили как минимум двое: О. Ронен и Г. Левинтон.)
Из телефонного разговора:
– Как дела? – Ничего… Жена сегодня палец обожгла, заплакала: всё, говорит, надоело…
Я настолько свободен, что пишу не просто и не только, когда хочется, а гораздо реже.
Жена и муж.
Она: «Снег пошёл. Боже, я так ненавижу снег…»
(Вариант: «Скоро Новый год. Боже, какой ужас…»)
Язык литературы – единственный из всех специальных языков – не прикрывается специальной терминологией (произнося главные вещи).
Самое страшное: кабинет дантиста в самолёте.
Самое отвратительное: подводная лодка.
***************
Самое скучное: восхищение В. Набоковым.
Я не знаю себе цены.
Может быть, моё призвание – немного выпивать и нешумно разговаривать…